Изумрудный шторм - Уильям Дитрих (2010)

Нос корабля был почти не виден в темноте, но я слышал, как разбиваются о него волны – с грохотом, точно о скалы. А потом одна какая-то особенно огромная волна перехлестнула через борт и затопила всю палубу. Правда, вода быстро ушла. Водолазный колокол был привязан к мачте, и его окошко смотрело на нас, точно глаз Циклопа. Корабль взбирался на каждую волну устало и со скрипом. Французские матросы и чернокожие парни Джубаля поснимали все паруса, за исключением двух, которые порвались в клочья и то трепетали на ветру, то вдруг сворачивались и прилипали к мачте, словно скорлупки. Каждый из нас молился своему богу. Буря пронзительно визжала и выла – никогда прежде я не слышал ничего подобного. Деревянные рангоуты издавали бренчание и свист, который казался мне одним бесконечным стоном, вынимающим всю душу. И я ждал, что, того и гляди, весь этот несчастный корабль развалится, разлетится на мелкие деревянные осколки, которые тотчас же подхватит и унесет ураганный ветер. И не останется на волнах ни пылинки, ни мельчайшей щепочки – ничего, что говорило бы о том, что «Мон-Пеле» некогда существовал.

Однако бомбовый кеч, хоть и неповоротливый, оказался очень крепким судном. Он пусть и медленно, но упрямо шел вперед, содрогаясь от каждого удара волны, и всякий раз, когда он взлетал на ее гребень, в наших сердцах просыпалась надежда: возможно, мы все же выберемся, спасемся! Но затем судно вновь ныряло в провал между валами, и вода перехлестывала через борт, заливая палубу, после чего корабль опять выныривал на поверхность, точно усталый огромный кит.

Казалось, ничто не предвещало рассвета, но вскоре мы заметили, что можем различать предметы вокруг, что уже видим кончик бушприта и даже то, что находится за ним. По морю катили свинцовые волны, поднимаясь на склон огромной водяной горы, и прежде, чем нырнуть в очередную темную прогалину, мы видели, что все кругом до горизонта затянуто серым туманом. Я схватил карту, но понять, где мы сейчас находимся, не удавалось. Вообще-то я планировал вернуться в Кап-Франсуа, сдать сокровища и пленных, а затем бежать куда подальше. И никаких больше прогулок по Парижу, никаких игр в дипломата. Со всеми великими делами покончено – должна пройти тысяча лет, чтобы семья моя могла оправиться от нанесенной травмы.

Я все еще рассчитывал найти место, где никогда ничего не случается.

– Ну, как там Гарри, пришел в себя? – спросил я Астизу, спустившись в каюту.

– Его укачало и сильно тошнило. Теперь желудок пуст. – Моя супруга и сама выглядела измученной. – Знаешь, Итан, мне кажется, он перестал понимать, кто он есть. Этот плен, расставание, война…

– Что за жизнь я ему устроил!.. Прости меня, Астиза.

Жена смотрела как-то отстраненно, точно видела нечто недоступное мне.

– Мы не можем везти эти сокровища в Санто-Доминго, – сказала она вдруг.

– Но я обещал чернокожим!

Астиза покачала головой.

– Эти сокровища прокляты. Ты только посмотри, какая поднялась буря! Богатства принесут им больше бед, чем добра. Не случайно мароны спрятали их под скалой.

– Послушать тебя – так каждый клад проклят.

– А разве это не так?

– Но на нас никто не насылал такого проклятия, чтобы мы вечно пребывали в нищете. Не верю я во все это.

– А что, если беглые рабы спрятали там сокровища вовсе не для того, чтобы сохранить, а чтобы избавиться от них? Что если они понимали – ничего хорошего обладание ими не принесет? Что, если они спустились в эту подводную пещеру, зная, что им никогда оттуда не выбраться? И все ради того, чтобы спасти свой народ?

– Нет. Их просто заперло там течением.

– Сокровища должны вернуться в Мексику.

– В Мексику? Но там не осталось никаких ацтеков – одни лишь испанские лендлорды, еще более жестокие и алчные, чем все французы и британцы вместе взятые. Слишком поздно.

– Мы совершили сделку с дьяволом. Эта Эзули – просто обманщица, Итан, – заявила Астиза. Женщина никогда не доверяет другой женщине.