Изумрудный шторм - Уильям Дитрих (2010)

– Там запрещалось избиение рабов, порка кнутом. И потом, мы оказали им огромную любезность, вытащив их из дикой Африки. Согласно «Черному Кодексу», у каждого человека свое место. Сам король способствовал распространению этого документа, когда у нас был король. Но все это было так давно! Теперь Бонапарт пытается сохранить спокойствие и порядок путем восстановления рабства – единственной здравой и прогрессивной экономики. Но черные уже успели превратиться в фанатиков. И мне остается лишь полагаться на себя, чтобы как-то сдерживать наступление этих варваров. Я человек в этом смысле творческий, но меня не понимают и не одобряют даже мои собственные офицеры. – Рошамбо горестно вздохнул – просто воплощение самопожертвования!

– Великие люди часто не добивались признания при жизни, – решил польстить ему я. Что правда, то правда, так оно и было.

– Моя главная задача – это защита слабых и невиновных, таких людей, как ваша жена, – продолжил француз и улыбнулся Астизе. – Я также пытаюсь укрепить боевой дух, устраивая разные развлечения. Завтра вечером состоится бал, и вы оба приглашены. Полное поражение грозит нам в том случае, если мы откажемся от цивилизации. А потому я неустанно тружусь, чтобы поддержать соответствие нашим нормам и правилам. И столь же неустанно работаю, чтобы уберечь всех нас от Дессалина, который повесил и замучил столько французов, что и не сосчитать. – Губернатор кивнул и подмигнул Астизе; вот же ублюдок! – Мы не должны подпускать его к нашим женщинам.

– Ценю вашу галантность, – заметила моя жена с такой правдоподобной искренностью, что я в очередной раз подивился способности женщин управлять отношениями с незаурядным актерским мастерством. – Искренне надеюсь и полагаюсь на вашу защиту во время всего нашего пребывания в Санто-Доминго, дорогой виконт.

– Не подведу, можете быть уверены. – Генерал небрежным жестом взял со стола пистоль, и мне оставалось лишь надеяться, что он не заряжен. – Главное правило – не проявлять к неграм никакой жалости. Леклерк изо всех сил старался быть строгим, привязывал к спинам пленных тяжелые мешки с мукой и сталкивал их в море, где они тонули, но это лишь напрасная трата хорошего хлеба. Была черта, за которую он никогда не переступал. Для меня же таких ограничений не существует. Я вешал. Я расстреливал, я сжигал живьем и варил в кипятке. Когда-нибудь видели, миссис Гейдж, как человека живьем варят в кипятке?

– Никогда. – Моя супруга содрогнулась. Если кто-то и способен вытянуть секреты из Рошамбо, так только моя Астиза, подумал я. Но будь я проклят, если она хоть на шаг приблизится к его спальне! – Чтобы пройти через все это, нужно незаурядное мужество, – добавила она, а я беспокойно заерзал в кресле.

– Да, тут нужна определенная твердость характера, – хвастливо заявил Рошамбо. – Многие офицеры теряли сознание, когда жертвы начинали кричать. Но и на черных это тоже производило незабываемое впечатление. Если б я мог замучить и казнить хотя бы тысяч десять рабов, среди миллионов восстановился бы порядок.

– Так ведь это своего рода сострадание, – заметила Астиза.

– Именно! – Наш собеседник не отрывал взгляда от развилки между ее грудями, словно просто физически не мог смотреть ей в глаза. Нет, я его не виню, у меня та же проблема. – Я запер сотню рабов в трюме корабля и задушил их, напустив туда серы. А потом заставил другую сотню выбросить трупы в море. Весь остров только об этом и говорил.

– Могу себе представить, – кивнула моя жена.