Застольные беседы - Плутарх

2. Диогениан сказал, что и душевные болезни и расстройства следуют тому же исстари унаследованному пути. "Хотя порочность [c] многообразна и на все отваживается, душа владеет собой и может по своей воле избрать любые проявления. Вместе с тем сами ее расстройства подчинены известному порядку, и в ее отклонениях от здравого состояния сохраняется некая мера, как в морских приливах и отливах: с давних времен не наблюдалось никакой ранее неизвестной болезни. Но в порождаемых ими влечениях, отвращениях, страхах множество различий, а все, что доставляет удовольствие или, наоборот, причиняет страдание, невозможно перечислить:

Начало и число их нам неведомо. {145}

{145 Начало и число их нам неведомо. — Точнее: «И не сегодня и не вчера они появились на свет, но всегда были, и никто не знает, откуда они возникли» — слова Антигоны о законах богов (Софокл. Антигона, 456).}

Откуда же возникнуть новой болезни или неведомому изменению у тела, которое не имеет присущего душе собственного начала движения, {146} [d] связано со всей природой общими причинными связями и представляет собой смешение, при всей его неопределенности заключенное в известные границы, подобно кораблю, плавающему в пределах круга на якорной стоянке? Ведь болезненное состояние не бывает беспричинным, возникающим незакономерно, без воздействия чего-то существующего вовне. А найти такое воздействие затруднительно, если исключить притекший к нам впервые из каких-нибудь миров или междумирий новый воздух, чуждую воду, необычную пищу. Ведь болезни нам причиняет то, чем мы поддерживаем свою жизнь: особых семян болезней не существует, {147} а вносит смятение в нашу природу недоброкачественность этих наших жизненных [e] средств или наши погрешности в пользовании ими. Это смятение имеет постоянные разновидности, обозначаемые часто новыми именами: ведь имена принадлежат речевым навыкам, а обозначаемое ими - состояниям самой природы; отсюда и возникла вводящая в заблуждение пестрота в названиях болезней. Подобно тому как в употреблении частей речи и их сочетаний не может внезапно возникнуть новый варваризм или солецизм, {148} так и в состоянии человеческого тела ограничены возможности отступлений от нормы, и сами эти отступления некоторым образом включены [f] в некую норму. В этом направлении проявили остроумную изобретательность мифотворцы: выводя в гигантомахии поколения чужеродных чудовищных существ, они связывают их появление с тем, что луна изменила свой путь, {149} восходя в необычном месте; но те, кто полагает, что [732] природа может производить новые болезни как чудовищные знамения, не изобретают никакой причины, ни убедительной, ни какой бы то ни былоу для такого отступления от закономерности: они усматривают нечто новое и отличающееся от прежнего там, где в действительности налицо только усиление тех или иных болезненных признаков. Это неправильно, дорогой Филон. Приращение и усиление затрагивают только количественную сторону явления, но не меняют его природной сущности. Так, я считаю слоновую болезнь не чем иным, как резко выраженной формой чесотки, а водобоязнь - обострением стомахических или меланхолических явлений. {150} Удивляюсь, что вы не заметили, что и Гомеру известна водобоязнь: говоря о "бешеной собаке", {151} он, очевидно, исходит из представления о той же болезни, которую мы и в применении к человеку называем [b] бешенством".

{146 ...присущего душе собственного начала движения... — Ср. определение души как того, что «само себя движет», в «Федре» Платона (245 С—246 А).}

{147 ...особых семян болезней не существует... — У Лукреция, напротив, говорится о семенах болезней, притекающих «извне» — extrinsecus. О «других мирах» и «между мириях» см.: Vorsokr. 67 A 24 = Epicuri fr. 308 Usener, Д. Л. X 80 сл. и ниже Заст. бес. 733 D, 734 С.}