Мент - Константинов Андрей Дмитриевич

…А положение бригады Лысого было незавидным. В криминальном мире законы просты: можешь отобрать кусок у ослабевшего конкурента — отбери! Питер только кажется большим… на самом деле он маленький. Не хватает его на огромное количество желающих занять место под солнцем. За это пресловутое место идет борьба. Жесткая, а иногда откровенно жестокая. Сломанные ребра, челюсти, сожженные автомобили — самая малая цена, которой можно заплатить. Все чаще разборки между группировками стали превращаться в побоища, загремели выстрелы. Газеты и телеканалы наперебой сладострастно твердили слово рэкет, рассказывали о стычках между группировками. Врали много. А реальность была обыденней и от этого еще страшней.

Весть об аресте Лысого и двух его бойцов прокатилась по городу очень быстро: братаны все друг друга знают. В одних и тех же кабаках тусуются, общие темы перетирают: кого закрыли? Кто откинулся? За сколько Петруха БМВ взял? Да как Чапу хоронили, да как Верка-Кобыла чухонца на две тонны баксов опустила… да какой толщины и веса цепь золотая у Штифта… Разные темы, разные… Но все — крутые. И опять — кого закрыли?

Закрыли Лысого с бойцами!… Ну, бля, это в цвет. Лысый у меня когда-то точку отбил. Пора и поквитаться.

К Стасу прибежал директор универсама: «Караул, наехали!» Синяк под глазом просвечивал даже сквозь слой тонального крема. Юрий Моисеевич был напуган. Рассказал, что пришли какие-то бритые… восемь человек. Сразу прошли прямо в кабинет. Для начала разговора один вдребезги разнес телескопической стальной дубинкой телефонный аппарат. Потом доходчиво объяснили: Лысый больше в наших играх не участвует. Платить будешь нам. Понял, крыса?

Директор рассказывал, как дал отпор бритым… Всем было ясно — врет. Струсил он, наложил в штаны. Да ему, в общем-то, без разницы, кому платить… Боялся Моисеич оказаться меж двух огней. Боялся, что может пострадать бизнес: взорвут, подожгут, самого покалечат…

— Бритые, говоришь? — сказал Киндер и провел рукой по голому черепу. — Мы, Моисеич, тоже не сильно лохматые. Не ссы, в обиду не дадим.

— Кто такие, Моисеич? — спросил Стас. — От кого пришли?

— Сказали: от Гитлера. Что же творится-то? Что делать-то?

Директор универсама осторожно прикоснулся к синяку, потом испуганно отдернул руку, скривился, как будто хотел заплакать.

— Ничего не делать, — спокойно ответил Стас. — Иди и работай, как работал.

На самом-то деле он не был так спокоен, как хотел казаться. Как и все, он думал: ну, началось. Не столько успокоенный, сколько еще больше напуганный, Юрий Моисеевич ушел. Семеро собравшихся мужчин некоторое время молчали. Думали все одинаково: если сразу и жестко не дать оборотку — сомнут, отберут все. Оно, конечно, не по понятиям… да кто на них смотрит, на понятия? После паузы Киндер сказал:

— Нужно забивать стрелку, решать вопрос.

— И — что? — спросил Стас негромко.

— Гасить, — ответил Киндер. Все! Слово произнесено. И за этим безобидным словом стоит смерть. Она вытягивает губы трубочкой, дует холодным ветерком с запахом могилы… дует горячим ветром с кислым запахом пороха… и задувает свечу человеческой жизни.

ГАСИТЬ.

— Гасить, — сказал Киндер, и все замолчали. Это только в книжках про бандитов решения об убийстве принимаются легко и просто. В жизни все гораздо сложней, и нельзя исключить, что холодный ветер задует и твою собственную свечу.

Но сил тягаться с командой Гитлера было маловато. Поэтому вариант гасить был наиболее приемлемым: тут превосходство в количестве бойцов не принципиально.