Трон черепов - Питер Бретт (2015)

Женщины опустились на колени, образовав полумесяц вокруг гадального коврика Умшалы. Все они были в окровавленных бинтах, и дамаджи’тинг прикоснулась костями к ранам, смачивая их кровью для прорицания.

Инэвера пригасила в зале свет. Не в помощь гаданию – меточный свет не влиял на кости. Скорее, она сделала это, чтобы все узрели безошибочно узнаваемое свечение хора, пульсирующих красным в унисон молитвам Умшалы. Загипнотизированные мужчины вздрагивали от световых вспышек при каждом ее броске.

Наконец Умшала села на пятки. Игнорируя Ашана, она обратилась к Инэвере:

– Готово, Дамаджах.

– И что ты увидела? – спросила Инэвера. – Прочно ли стояли в ночи эти женщины? Достойны ли они?

– Достойны, Дамаджах. – Умшала повернулась и указала на избитую женщину. – Кроме этой. Иллиджах вах Фахсту промедлила с ударом и убежала от демона, став причиной гибели Чаббавах и ранения еще нескольких подруг. Она не приложила руки к убиению алагай.

Аура Иллиджах побелела от ужаса, но ее спутницы встали рядом, поддерживая, – даже получившие глубокие ожоги. Инэвера из жалости дала им минуту, но ничего не смогла поделать. Расклад явил палку о двух концах.

– Шестеро возвышены, – объявила она. – Встаньте, шарум’тинг. Иллиджах вах Фахсту возвращается мужу. – Это было жестоко, но лучше, чем вверить ее судьбу дамаджи Ичаху, который наверняка казнил бы несчастную публично за лжесвидетельство перед троном.

Иллиджах вскрикнула, когда Фахсту подступил сзади, сгреб ее волосы в горсть и рывком поднял с коленей. Он поволок жену из зала; она спотыкалась, будучи не в силах выпрямиться полностью, и ее вопли эхом отражались от стен. Дамаджи наблюдали за супругами с холодным удовлетворением.

«До захода солнца доставь мне его руку», – сказали Ашии пальцы Инэверы.

Пальцы Ашии ответили привычным скрытым шепотом: «Слушаю и повинуюсь, Дамаджах».

– Подождите! – крикнула одна женщина, привлекая к себе всеобщее внимание. – Как шарум’тинг я хочу свидетельствовать со стороны Иллиджах о преступлениях Фахсту асу Фахсту ам’Ичана ам’Ханджина.

Инэвера махнула рукой, и стражи скрестили копья, не позволяя Фахсту покинуть тронный зал. Иллиджах освободили, и обоих препроводили к трону.

Дамаджи Ичах воздел руки:

– Во что превратился двор андраха? В место, где неблагодарные женщины жалуются на мужей, как болтливые прачки?

Несколько дамаджи согласно кивнули, но дамаджи Кезан из племени Джама, главный соперник Ичаха, широко улыбнулся.

– Конечно же нет, – сказал Кезан, – но раз твое племя представило двору такую драму, мы, разумеется, обязаны досмотреть ее до конца.

Ичах сверкнул на него глазами, но остальные дамаджи – даже те, кто поддержал его минуту назад, – кивнули. Дамаджи, конечно, не прачки, но сплетни любили, как и все.

– Говори, – приказал Ашан.

– Я Увона вах Хадда ам’Ичан ам’Ханджин, – сказала женщина, впервые в жизни воспользовавшись полным мужским именем. – Иллиджах – моя кузина. Она действительно убежала от алагай и не достойна стоять в ночи. Но ее муж, Фахсту асу Фахсту ам’Ичан ам’Ханджин, годами заставлял ее заниматься проституцией, чтобы добыть денег на свои кузи и кости. Иллиджах, достойная дочь Эверама, поначалу отказывалась, и Фахсту избивал ее так, что она днями лежала в постели. Я лично наблюдала ее позор.

– Ложь! – выпалил Фахсту, хотя Инэвера видела в его ауре правду. – Не слушайте вымыслы этой подлой женщины! Какие у нее доказательства? Никаких! Это просто слово женщины против моего.

Рядом с Увоной встала женщина с забинтованными ожогами, полученными от огненного плевка. Боль пронзала ее ауру, но она стояла прямо, и голос ее был тверд:

– Двух женщин.

Подошли еще четыре, и все встали как единое целое.

– Шесть женщин свидетельствуют о твоем преступлении, Фахсту, – сказала Увона. – Шесть шарум’тинг. Мы вышли в ночь не ради наших прав, а ради Иллиджах, чтобы освободить ее от тебя.