Дикие пальмы - Уильям Фолкнер (1939)

Он сжег календарь и возвратился в дом. Она еще не вернулась. Он пошел в кладовку и пересчитал банки. До захода оставалось еще два часа, но когда он бросил взгляд на озеро, он увидел, что солнца нет и что масса облаков, похожая на грязный хлопковый ком, переместилась с востока на север и запад и что вкус и запах воздуха тоже изменился. Да, подумал он. Эта старая шлюха. Она предала меня, а теперь ей незачем притворяться. Наконец он увидел, что она возвращается, идет по берегу озера в его брюках и старом свитере, который они нашли в шкафчике вместе с одеялами. Он вышел ей навстречу. – Господи, – сказала она. – Я никогда еще не видела тебя таким счастливым. Ты что, нарисовал картину или наконец обнаружил, что человечеству не стоит и пытаться создавать искусство… – Он шел быстрее, чем ему казалось, и когда он обхватил ее руками, она остановилась, потому что физически уперлась в него, откинувшись, она посмотрела на него с настоящим, а не напускным удивлением.

– Да, – сказал он. – Как насчет того, чтобы поцеловаться?

– Конечно, мой друг, – тут же сказала она. Потом она снова откинулась назад, чтобы посмотреть на него. – Что случилось? Что здесь происходит?

– Тебе не будет страшно, если ты проведешь эту ночь одна?

Она попыталась освободиться из его рук.

– Отпусти-ка меня. Я так тебя не вижу. – Он отпустил ее, хотя и не осмелился встретить немигающий желтый взгляд, которому он еще ни разу не сумел солгать. – Сегодняшнюю ночь?

– Сегодня двенадцатое ноября.

– Да. Ну и что с этого? – Она взглянула на него. – Давай-ка пойдем в дом и разберемся, в чем тут дело. – Они вернулись в дом, она снова молча взглянула на него. – А теперь давай, выкладывай.

– Я пересчитал банки. Измерил то, что… – Она смотрела на него своим жестким, почти мрачным и безличным взглядом. – У нас осталось еды еще дней на шесть.

– Да. Ну и что?

– Погода пока была довольно мягкой. Словно время остановилось, а вместе с ним и мы, как две щепки в пруду. А потому я и не думал волноваться, стеречься. А теперь я иду в деревню. Это всего лишь двенадцать миль. Завтра к полудню я, наверно, вернусь. – Она не отрываясь смотрела на него. – Письмо. От Мака. Оно там.

– Тебе что, приснилось, что оно там, или ты увидел его в кофейной гуще, когда считал наши припасы?

– Оно там.

– Ну хорошо. Но пойти за ним можно и завтра. Не идти же за двенадцать миль на ночь глядя. – Они поели и легли в постель. На сей раз она легла сразу же, вместе с ним, ее локоть, такой же твердый и тяжелый, как и ее рука, которая хватала его волосы и в дикарском нетерпении трясла его голову, ткнулся в него, словно она осталась одна, словно ему удалось убедить ее. – Господи, в жизни не встречала человека, который бы с таким упорством пытался быть мужем. Послушай меня, дурачок. Если бы мне был нужен преуспевающий муж, еда и постель, то какого черта я бы торчала здесь, я бы уже давно вернулась туда, где у меня все это было.

– Тебе нужно где-то спать и что-то есть.

– Конечно, нам нужно спать и есть. Но зачем все время думать об этом? Это все равно что думать о том, как будешь мыться, только из-за того, что воду в ванной собираются отключить. – Она поднялась с тем же резким ожесточением, встала с кушетки, он смотрел, как она подошла к двери, открыла ее и выглянула наружу. Она еще не успела заговорить, а он уже почуял снег. – Снег идет.

– Я знаю. Я знал об этом еще сегодня днем. – Она поняла, что игра кончилась. Она закрыла дверь. На этот раз она подошла к другой кушетке и легла на нее. – Постарайся уснуть. Прогулка завтра будет нелегкой, если снега выпадет много.

– Но письмо все равно там.

– Да, – сказала она. Она зевнула, повернулась к нему спиной. – Оно, вероятно, ждет нас уже неделю или две.