Хроника одного задания - Гончар Анатолий Михайлович

— Мы… они… — Хаваджи Мирзоев вытащил из разгрузки джипиес и, сделав в его показаниях поправку на противника, затем внеся заранее условленные изменения, принялся диктовать координаты ожидавшему его ответа Басаеву.

Какое-то время в эфире царило молчание, (видимо Шамиль сверялся с картой), затем «Кенвуд» буквально взорвался от его рыка.

— Вы их почти упустили!

— Мы успеем! — возможно, в голосе Хаваджи не прозвучало достаточной уверенности.

— Успеете? Сколько часов вы «успеваете»? У тебя что, мало людей? Ты мог бы перекрыть им все пути!

— Но хребет почти прямой. Мы пробовали обойти, но это оказалось невозможно… — Мирзоев на секунду отпустил тангенту, чем тут же воспользовался Шамиль.

— Невозможно? Невозможно другое! Невозможно представить, что полторы сотни моджахедов не могут справиться с жалкой горсткой русских спецов! — Секундная пауза. — Доклад мне каждые пять минут. Координаты противника, количеств убитых и раненых с их стороны и захваченных твоими людьми. Я жду результата… Если его не будет… — не договорив и предоставив Мирзоеву додумывать конец фразы самому, Басаев отключился, и стало слышно шумное дыхание не в шутку перепугавшегося Хаваджи. Едва ли не застонав, он переключился на другой канал, и микрофон тут же коснулся его губ.

— Всем… любой ценой… — подгоняемый страхом Мирзоев начал раздавать команды. А находившийся далеко от него Басаев задумчиво погладил бороду и, протянув руку, взял со стола лежавший на нем сотовый телефон. На этом телефоне было всего три номера, очень важных номера. Подумав, Шамиль выбрал первый.

— Лёвчик, алло! — Басаев назвал давным-давно придуманное ими имя. — Это я, узнал?

— А, Виталя, привет! — радостно отозвались на том конце «провода», и Басаев болезненно поморщился. В том, что он позвонил, похоже, для собеседника не было никакой неожиданности. «Лёвчик» ждал этого звонка.

— Лёвчик, — вкрадчиво поинтересовался Шамиль, — это не твои люди устроили погром в моей «фирме»?

— Что, забрали что-то ценное? — голос был ровным, и Басаев не смог понять, смеётся тот над ним или шутит.

— Ты не юли! — злоба на Мирзоева стала плавно перетекать на этого, ещё более далёкого собеседника. — Твои люди или нет?

— Значит, забрали! — без особого сожаления констатировал Лёвчик, и тут же добавил: — Нет, не мои!

— Понятно… — Шамиль задумался.

— А что ты, собственно, от меня хочешь?

— Вот думаю… — Басаев и правда думал. Похоже, у него не оставалось выбора — рисковать и дальше он не мог. И он решился. — Позвони мне вот по этим телефончикам, — сказав условленную фразу для вызова артиллерии, Шамиль начал диктовать переданные Мирзоевым координаты местности, правда, с поправками на неизбежное продвижение русских вперёд — дальше по хребту. То, что спецы решатся сойти с хребта и тем самым на какое-то время окажутся в низине, Шамилю не верилось.

Закончив диктовать, Басаев вздохнул и начал снова говорить, понимая, что это звучит уже как унизительная просьба:

— Только будь добр, звони почаще и на подольше… — эта последняя, корявая фраза означала массированный огневой налёт. Как не было Басаеву жалко своих людей, себя он всё же жалел больше. Но он не спешил признаваться в этом даже самому себе, упрямо твердя, что поступает так в интересах свободной Ичкерии. Однажды он уже говорил: «Если мне придётся выбирать между свободой моей Родины и бессмертием души, я выберу свободу!» И вот теперь с лёгкостью готовился пожертвовать десятками собственных воинов, которые в деле освобождения Ичкерии, по мнению самого Басаева, были ничто в сравнении с ним самим. А собеседник молчал, и Шамиль был вынужден повторить снова. — Брат, — он назвал его братом, — сделай так, чтобы звонки стали бесконечной трелью!