Герой - Уильям Сомерсет Моэм (1901)

Джеймс бросил на Мэри быстрый взгляд. Она смотрела на него испуганно, будто уже поняла, что за этим последует. Все оказалось еще труднее, чем он предполагал, и Джеймс подумал, не остановиться ли ему. Слишком уж горька эта пилюля! Но что же ему делать? Не мог он изображать одно, если чувствовал совсем другое, не мог жить в постоянной лжи. Джеймс понимал, что путь у него один. Как человек, знающий, что болезнь сведет его в могилу, если немедленно не начать лечение, он не мог больше тянуть, какие бы муки ему ни грозили.

– Я видел от тебя только добро, но, увы, отвечаю на него черной неблагодарностью. Ты сделала для меня все, Мэри. Терпеливо и с любовью ждала, жертвовала собой, а теперь я должен сильно огорчить тебя. Только не думай, что я не благодарен тебе. Знаю: я перед тобой в неоплатном долгу.

Ему очень хотелось, чтобы Мэри что-то сказала, пришла ему на помощь, но она молчала, потупив взгляд. Лицо ее оставалось бесстрастным.

– Я день и ночь спрашивал себя, что мне делать, и не видел пути, который открылся бы передо мной. Я пытался сказать тебе все это раньше, но мне не хватило духа. Ты думаешь, что я храбрец… нет, я жалкий трус! Иногда я презираю себя. Я хочу выполнить свой долг, но не знаю, в чем он состоит. Если бы знал наверняка, каким путем должен идти, я нашел бы в себе силы ступить на него… но все так неопределенно.

Джеймс бросил на Мэри умоляющий взгляд, но она по-прежнему сидела, опустив глаза.

– Думаю, лучше сказать тебе всю правду, Мэри. Боюсь, я говорю очень путано. Чувствую, что веду себя, как подлец, но все равно не знаю, как поступить иначе. Да поможет мне Бог!

– Я с самого начала поняла, что стала безразлична тебе, – тихо и со странным безучастием заговорила Мэри.

– Прости меня, Мэри. Я пытался любить тебя. О, как унизительно для тебя это звучит! Я едва понимаю, что говорю. Если мои слова грубы и жестоки, причина в том, что я не знаю, как выразить свои чувства. Но я должен сказать тебе всю правду. Главное – я должен быть честен с тобой. Это единственное, чем я могу отблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня.

Мэри еще ниже опустила голову, и слезы покатились по ее щекам.

– Мэри, не плачь! – У Джеймса перехватило дыхание, он шагнул к ней, вытянув вперед руки, словно собирался обнять и успокоить ее.

– Извини, – прошептала Мэри. – Я не хотела.

Она вынула носовой платок и, вытерев слезы, попыталась улыбнуться. Ее самообладание потрясло Джеймса.

– Мне очень жаль, Мэри! Пожалуйста, прости меня… я не прошу освободить меня от данного слова. Я хочу лишь объяснить, что чувствую, а решение пусть останется за тобой.

– Ты… ты влюблен в другую?

– Нет!

Насмешливая улыбка миссис Уоллес промелькнула перед его мысленным взором. Джеймс стиснул зубы. Он ненавидел и презирал ее.

– Что-то во мне не нравится тебе? Может, мне удастся исправить это?

Ее унижения он не мог перенести.

– Нет, нет, нет! – вскричал Джеймс. – Наверное, ты так и не поймешь меня! Наверное, я кажусь тебе чудовищем. В тебе есть все, о чем мужчина может только мечтать. Я знаю, как ты добра, заботлива. Ты наделена всеми лучшими женскими качествами. Я бесконечно уважаю тебя, моя благодарность и симпатия совершенно искренни.

Даже ему самому эти слова представлялись пустыми, неуклюжими, нелепыми. Все, что он говорил, звучало надменно и покровительственно, а ведь ему хотелось устыдить только себя! Но Джеймс видел, как унижена Мэри.

– Я очень огорчил тебя, но ничего другого придумать не смог.

– Я знала, что ты не любил меня! Я чувствовала это. Мне хватило пяти минут разговора с тобой, чтобы ощутить твою холодность. Меня считают глупой и невпечатлительной, но я знала!

– Наверное, я причинил тебе ужасные страдания?

Мэри не ответила, и Джеймс смотрел на нее с глубокой жалостью, испытывая угрызения совести. Наконец он страстно заговорил: