Герой - Уильям Сомерсет Моэм (1901)

Герой
Может быть он настоящий герой?
Или же человек, уже не даровитый «вписаться» в мирную жизнь?
Близкие, возлюбленная дама прекратили его воспринимать. Да и сам Джеймс будто беседует на ином языке – языке войны, настолько крепко изменившей его.
Собственно что ему делать? Попробовать изменить себя и замерзнуть прежним? «У Никифора было большое количество дам. Были опытные и вкусившие вкус, были и абсолютно молодые, обворожительно неискусные... Ему есть с кем ассоциировать, но... Феофано несравнима. Она безупречна. Она родила Роману 2-ух отпрыской, но впоследствии семейств стала ещё привлекательнее. Василевс глядел, как мерцают над полом небольшие ступни, как чуть трогают пола пальчики, как взвихряются браслеты на лодыжках, взмывают колени, подбрасывая нетяжелые шелковые ленты, которые то расползаются, то смыкаются, пряча округленные ноги и плавный животик. Никифор понимает, что волосы на лобке Феофано сведены. Сначала Никифору это не понравилось, но когда Феофано в пляске откидывается обратно, прикасаясь волосами пола, он, затаив дыхание, дожидается — окажется ли шелковая материал меж ног или же оголит взору розовую вагину зрелой дамы в обрамлении ненормально обнаженной белой кожи.»

Герой - Уильям Сомерсет Моэм читать онлайн бесплатно полную версию книги

Джеймс, выйдя в мир, быстро понял, как много в нем такого, о чем ранее он не подозревал. Он напоминал моряка, оказавшегося в море в игрушечной лодке: парус использовать нельзя, такелаж закреплен накрепко, руль неподвижен. Свежий ветер нового мира быстро изгнал из его головы убеждения, казавшиеся незыблемыми. Он обнаружил в себе любопытство и страсть к авантюрам, ведущие его навстречу опасностям. Неведомые ему прежде интеллектуальные просторы зачаровывали и ужасали. Он жадно читал, многое видел, вселенная расширялась перед ним, как захватывающая игра. Знание приобщает человека к окружающему его миру. Джеймс находил жизнь все более интересной, красивой и сложной. Обретя ни с чем не сравнимое чувство свободы, он испытывал душевный подъем. Прошло не так уж много времени, и Джеймс, с ужасом оглядываясь на свое прошлое, понял, что находился в плену у невежества, из которого чудом вырвался.

Вернувшись в Литл-Примптон, он тотчас заметил, что за минувшие пять лет родители совершенно не изменились: все так же цеплялись за предрассудки, произносили все те же банальности. Джеймса угнетала рутина домашней жизни. К удивлению Джеймса, его родители не имели понятия о том, что, по его разумению, знали все, и крепко держались за представления, давно утратившие смысл. Он посмеялся бы над предрассудками родителей, но для них они были законом, и этот закон управлял всеми их поступками. Не изменился в доме даже порядок дня, установленный в давние годы. Джеймс осознал, что родители всеми силами тянут его в неволю, на которую добровольно обрекали себя. Любовно и нежно они пытались надеть ему на шею ярмо, сбросить которое он уже не смог бы.

За пять лет, проведенных вне дома, Джеймс научился составлять обо всем собственное мнение, ничего не принимать на веру, задавать вопросы, сомневаться. Критически оценивая окружающее, он старался все понять, а не руководствоваться готовыми объяснениями. Он обнаружил, что у любой медали есть две стороны. Этого никогда не поняли бы полковник Парсонс и его жена. Для них существовала одна точка зрения, представлявшаяся им правильной, все прочее было от лукавого. Сомневаться в истинности того, во что они верили, могли только дураки и грешники. Иногда Джеймса приводила в бессильную ярость самоуверенность, с какой его невежественный отец изрекал прописные истины. Более чем скромный в жизни, он считал себя непререкаемым авторитетом в вопросах, над которыми бились лучшие умы человечества.

Конечно же, Джеймса ужаснули мелочность и предрассудки родителей. Не читая книг (чтение они считали пустой тратой времени), его отец и мать до предела сузили круг своих интересов, ограничиваясь насущно необходимым. Мысли их занимали только соседи и повседневные подробности их жизни. Они вели почти растительную жизнь. Говорили лишь о самом простом, все прочее было им скучно или недоступно их пониманию. Джеймс разговаривал с ними как с детьми, и скука этих бесконечно тянущихся дней стала невыносима для него.

Иногда он так злился, что не мог удержаться от спора, спровоцированного отцом. Казалось, неведомая сила заставляла полковника Парсонса обострять отношения с сыном. Природная доброта полковника внезапно сменялась бесконтрольным раздражением. Однажды он читал газету.

– Вижу, нам опять пришлось отступать. – Он поднял голову.

– Ох!

– Полагаю, ты рад, Джейми?

– С чего мне огорчаться?

– Ты всегда заодно с врагами своей страны. – Полковник Парсонс обратился к шурину: – Джеймс говорит, что сражался бы с нами, будь он буром.

– За такие слова отдают под трибунал! – воскликнул майор Форсайт.

– Не думаю, что он говорит серьезно, – вмешалась миссис Парсонс.

– Конечно, серьезно, – возразил раздраженный Джеймс. – И ты, будь ты бурской женщиной, дорогая мама, стреляла бы в нас из-за копны вместе со своими соплеменниками.

– Буры – грабители и бандиты.

– То же самое они говорят о нас.

– Но мы правы.

– Они точно так же убеждены в своей правоте.

Перейти
Наш сайт автоматически запоминает страницу, где вы остановились, вы можете продолжить чтение в любой момент
Оставить комментарий