Герой - Уильям Сомерсет Моэм (1901)

С лужайки донесся смех, потом громкие голоса. Миссис Ларчер смутилась. Еще бы! Джеймс наверняка ожидал, что они в трауре по погибшему сыну. Он и не представлял себе, что в доме царит такое оживление.

– Давайте пойдем к ним? – предложила миссис Ларчер. – Потом мы собираемся выпить чаю, и надеюсь, вы не откажетесь от чашечки. Если бы вы предупредили о вашем приезде, мы встретили бы вас.

Джеймс не сомневался, что в таком случае они вели бы себя соответствующим образом и он не узнал бы истинного положения дел.

Они вышли на лужайку, и Джеймса представили двум полногрудым, пышущим здоровьем девицам, чуть запыхавшимся от игры. На них были белые теннисные костюмы, в знак траура они носили только черные галстуки. Девушки энергично пожали руку Джеймсу (следуя семейной традиции) и не знали, что сказать. Джеймс не поспешил им на помощь. В конце концов завязался разговор о погоде и очень пыльной дороге от Эшфорда до их дома.

Вскоре подошел вальяжный молодой человек, которого тоже представили Джеймсу. С девицами он был на дружеской ноге, они называли его Боббикинс.

– Давно ли вы вернулись? – спросил он. – Я служил в Имперском йоменском полку, но заболел лихорадкой, и меня отправили домой.

Джеймс, бывший солдат регулярной армии, ощутил неприязнь к этому добровольцу.

– Понимаю. И вас определили в пехоту?

– Да, и, признаться, пришлось нам несладко.

Он начал рассказывать о службе хорошо поставленным голосом и весьма довольный собой. Розовощекие девицы с восхищением смотрели на него. Джеймс насмешливо размышлял, не собирается ли этот молодой человек жениться на них обеих.

Разговор прервало появление мистера Ларчера, здоровяка с пышными бакенбардами, одетого с иголочки и учтивого. Он собирал цветы и преподнес букет супруге. Джеймс решил, что перед ним преуспевающий купец, который отошел от дел и стал деревенским джентльменом. Как видно, он уделял внимание воспитанию и образованию членам своей семьи, но сам остался очень простым. Мистер Ларчер сердечно приветствовал гостя и предложил показать ему свою новую оранжерею.

– Мой муж всем показывает новую оранжерею, – рассмеялась миссис Ларчер.

– Она самая большая в окрестностях Эшфорда! – с гордостью заявил этот достойный человек.

Джеймс, предположив, что тот хочет поговорить о сыне, согласился, но по пути мистер Ларчер указывал то на фруктовые деревья, то на голубей. Сообщил, что обожает наблюдать за птицами, а в оранжерее заставил Джеймса восхищаться орхидеями и пышностью адиантума.

– Как я понимаю, эти папоротники растут в Южной Африке под открытым небом? – спросил он.

– Думаю, там растет все, – ответил Джеймс.

О сыне речь даже не зашла, и вскоре они вернулись к остальным. Ларчеры оказались очень приятными в общении людьми, жизнерадостными и веселыми, может, излишне приземленными. Джеймс не понимал, зачем они приглашали его, если не хотели ничего слышать о трагической гибели сына. Неужели они так стремились забыть его, что любое упоминание о нем находили бестактным? Джеймс удивлялся, как Реджи вырос таким простым, искренним и обаятельным в подобном окружении. Претенциозность его близких граничила с полнейшей вульгарностью. Но, пока Джеймс осматривал оранжерею, гостям объяснили, кто он такой. Поэтому, когда Джеймс вернулся, гости смотрели на него с восхищением. У него это вызвало только улыбку.

Миссис Ларчер предложила Джеймсу поиграть в теннис, но он отказался, и она не знала, чем его занять. Когда ее младшая дочь слишком громко засмеялась в ответ на шутку имперского йомена, миссис Ларчер чуть нахмурилась и бросила быстрый взгляд на Джеймса. Но к ее облегчению, разговор принял общий характер, и вскоре Джеймс обсуждал с миссис Ларчер неделю крикета в Кентербери.