Герой - Уильям Сомерсет Моэм (1901)

Пришла осень. Яркие краски напоминали о неизбежной смерти, но это буйство цветов, красные и золотистые яблоки, первые опавшие листья напоминали о том, что смерть и угасание Природы всегда связаны с началом новой жизни. Однако для Джеймса осень предвещала смерть, ничего не обещая взамен. Зачем жить, если миссис Причард-Уоллес никогда не любила его? Именно любовь к ней поддерживала и вдохновляла Джеймса, но теперь она сменилась ненавистью и презрением. В конце концов, его жизнь принадлежит ему, и он может распорядиться ею по своему усмотрению. Другие не вправе ничего требовать, даже любя его. Если у Джеймса есть перед ними какие-то обязательства, то он имеет их и перед собой. И еще острее, чем раньше, Джеймс чувствовал, что союз, который ему предстоит заключить, унизит его. И он вновь страстно убеждал себя, что брак без любви – проституция. И если только смерть позволит ему сохранить тело в чистоте, что ж, он не боится смерти! Слишком часто он видел ее, чтобы она вызывала у него страх. Обычное механическое действие, которое быстро закончится и не причинит боли. Плоть – бессмертна только она, а исчезновение сознания – лишь сигнал для нового рождения. Из тлена проклевывается новая жизнь. Так розы расцветают на могиле, и тело, соединенное с землей, движется по вечному кругу.

Но однажды Джеймс твердо сказал себе, что все эти мысли безумные и глупые. Он лелеет их только потому, что болен. Жизнь, в конце концов, самое дорогое, что есть в этом мире. И какая нелепость расставаться с ней, словно с надоевшей игрушкой. Он восстал против судьбы, навязанной ему. И решил приложить необходимые усилия, чтобы порвать ненавистные узы. Для этого нужно лишь немного храбрости, напряжения ума. От него требовали слишком большой жертвы… Но по возвращении в Примптон-Хаус неизбежность грядущего опять навалилась на него. В отчаянии Джеймс пожал плечами: сопротивление бесполезно.

Все вокруг угнетало его, и он чувствовал себя совершенно беспомощным. Словно что-то высасывало из него кровь, силу, затуманивало разум. Джеймс превращался в марионетку, действовавшую по чуждым ему принципам, автоматически и безвольно. Его отец сидел, как всегда, у камина в столовой, потому что только в самую жаркую погоду обходился без дополнительного источника тепла, читал газету, иногда вслух, комментировал. Мать, расположившись возле стола на стуле с прямой спинкой, вязала – всегда вязала. Они излучали спокойную удовлетворенность и мягкость, отчего казались податливыми, как воск, но в действительности их выковали из железа. Джеймс наконец-то узнал, как безжалостна их любовь, как жестоки они в своей нетерпимости. При этом отец более неумолим и беспощаден. Недовольство матери он еще мог стерпеть, но сама слабость отца становилась его смертоносным оружием. Отчаяние, тоска, полная зависимость от окружающих оборачивались настоящей тиранией. Джеймс напоминал птицу, бьющуюся в клетке, но прутьями этой клетки были любовь, доброта, слезы, молчаливая печаль, горькое разочарование и старость.

– Где Мэри? – спросил Джеймс.

– В саду, гуляет с дядей Уильямом.

– Они так хорошо ладят, – с улыбкой добавил полковник.

Джеймс посмотрел на отца и подумал, что никогда еще не видел его таким старым и слабым. Руки стали почти прозрачными; тонкие седые волосы, согнутые плечи создавали ощущение, что его жизненные силы на исходе.

– Ты рад, что свадьба так близка, папа? – спросил Джеймс, положив руку на плечо старика.

– Да.

– Тебе так не терпится от меня избавиться?

– «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей, и будут одна плоть»[27]. Мы проживем без тебя.

– Послушай, уж не любишь ли ты Мэри больше, чем меня?

Полковник не ответил, а миссис Парсонс рассмеялась.

– По-моему, твой отец без ума от Мэри. Он считает, что ты недостоин ее.

– Правда? И тем не менее, папа, ты хочешь, чтобы я женился на ней?

– Это желание моего сердца.