Россия и Германия. Союзники или враги? - Альфред Мейер, Густав Хильгер

Сразу же после моего прибытия в Москву стало очевидно, как был я прав, предсказывая министерству иностранных дел позицию советского правительства в отношении Совета рабочих и солдат. В ночь после приезда я посетил Чичерина, чтобы представиться в своем новом качестве, и вручил ему сопроводительное письмо от министра иностранных дел Германии. Чичерин, вероятно предполагая, что я прежде всего попрошу о роспуске Совета немецких рабочих и солдат, захватил инициативу в свои руки. Выразив свое удовлетворение тем, что Германия решила после почти двухлетнего перерыва возобновить отношения с Советской Россией, он заявил, что эти отношения могут быть плодотворными только в случае, если Германия примет во внимание особенный характер советского режима. Говоря это, он продолжал в свойственной ему вычурной манере речи, что имеет в виду существование некоего Совета немецких рабочих и солдат в Москве. Надо признать, существование такой организации необычно, если учесть одновременное присутствие официального представителя упомянутой страны. Тем не менее, заключил он, он считает себя обязанным заявить, что я создам очень трудную ситуацию, если потребую роспуска этого Совета рабочих и солдат. Действительно, такое требование нанесло бы серьезный вред всей цели моего попечительства над пленными. По политическим причинам об удовлетворении такой просьбы его правительством не может быть и речи; советское правительство откажет в этом даже перед лицом опасности того, что такой отказ может вновь навредить отношениям с Германией.

Чичерин почувствовал заметное облегчение, когда я ответил, что в мои намерения не входит требовать от советского правительства роспуска германской организации в Москве. Напротив, я сказал ему, что уже достиг с нею модус вивенди.

Ситуация, которая встретила меня в Москве, была как раз такой, как я и ожидал. Представители Совета рабочих и солдат ожидали меня на железнодорожном вокзале. Внешне вежливые и корректные по форме, они тем не менее дали мне ясно понять, что у них вовсе нет намерений позволить мне вытеснить их из общей картины, даже если бы они и пожелали полностью сотрудничать со мной. Не было сомнений, что их поведение отвечало приказам, отданным советскими властями; подобные директивы, должно быть, лежали в основе поведения Чичерина.

Во время моего приезда в Москву Совет рабочих и солдат возглавляли четыре человека. Председателем являлся бывший литейщик из Гамбурга. Из четверых лишь он один вступил в коммунистическое движение из внутренних убеждений. Поэтому именно его я решил как можно быстрее удалить из Москвы. К счастью, он был достаточно умен, чтобы понять, что после приезда официального германского представителя в Москву дни Совета рабочих и солдат сочтены (если говорить о долгосрочной перспективе). Чтобы подсластить пилюлю, я назначил его руководителем отделения Агентства по оказанию помощи в Петрограде; он согласился и уехал в этот город. Я полагал, что смогу позволить ему произносить пламенные революционные речи перед германскими пленными, проезжающими через Петроград, учитывая выгоду, которую я получал, избавляясь от его присутствия в Москве.

Другие трое, мелкобуржуазного происхождения, были вовлечены в коммунизм из низменных побуждений и карьерных соображений – мотивов, которые я намеревался использовать. Один из них в Германии был незначительным конторщиком; энергия в работе этого деятеля соответствовала его жажде признания и повышения социального статуса. Я назначил его руководителем отдела эвакуации Агентства по оказанию помощи, так что теперь он занимался той работой, которую делал я сам в 1918 году. Другого человека я отправил в поездку по губерниям. Третий прежде был социал-демократом, занимавшимся профсоюзной работой. Его я назначил руководить экономическим отделом, где он мог дать волю своим организаторским способностям.