Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит (1966)

По течению этой реки встречаются вехи. Некоторые из них совсем маленькие, не больше кучки камней.

Уайт Кортни с другого конца обеденного стола посмотрел на Шона. Вилка, которой он зацепил кусок яичницы с ветчиной, застыла на пути ко рту.

– Ну-ка, повернись к окну, – настороженно приказал он. – Что это у тебя на лице, черт возьми?

– Что? – Шон провел ладонью по щеке.

– Когда ты в последний раз мылся?

– Не говори несуразицы, дорогой. – Ада коснулась его ноги под столом. – Это не грязь, это у него борода растет.

– Борода? Да ты что?

Уайт присмотрелся внимательнее, заулыбался и открыл рот, собираясь заговорить. Ада сразу поняла, что муж хочет отмочить одну из своих нудных шуточек, элегантных, как бешеный динозавр, и эта шутка наверняка больно заденет Шона, ведь мужчина в нем сформировался еще не вполне. Она быстро взяла разговор в свои руки:

– Мне кажется, пора покупать еще одну бритву. Как ты думаешь, Уайт?

Уайт сразу забыл, что он хотел сказать, что-то проворчал и сунул яичницу в рот.

– А я не хочу ее сбривать, – сказал Шон и густо покраснел.

– Сбреешь – расти быстрее будет, – заметила Ада.

Сидящий напротив Гаррик с завистью ощупывал свои скулы.

А некоторые очень большие, как скала, выходящая в море.

Начались декабрьские каникулы, и Уайт приехал в школу, чтобы забрать сыновей домой. В суматохе погрузки вещей, прощальных криков, обращенных к Фрейлейн и к друзьям, с некоторыми из которых они не увидятся целых полтора месяца, близнецы не замечали, что Уайт ведет себя как-то странно.

И только потом, когда лошади уже мчались во весь опор к дому, Шон решился задать вопрос:

– А куда мы так торопимся, папа?

– Увидишь, – ответил Уайт, и Гаррик с Шоном переглянулись.

Шон спросил просто так, от нечего делать, но вот отцовский ответ братьев заинтриговал. Один за другим посыпались вопросы, но отец только улыбался и отвечал уклончиво и неопределенно.

Подъехав к дому, он остановил лошадей, и подбежавший конюх принял вожжи. На веранде их ждала Ада. Спрыгнув с коляски, Шон по ступенькам подбежал к ней и быстро поцеловал.

– Что случилось? – Он с мольбой заглянул в глаза мачехи. – Папа говорить не хочет, но мы-то видим, что-то случилось.

Гаррик тоже торопливо поднялся на веранду.

– Ну скажи, мама, слышишь, скажи, – дергал он ее за руку.

– Да я сама не знаю, о чем вы тут толкуете, – смеялась Ада. – Пойдите спросите отца еще раз.

Уайт поднялся к ним по ступенькам, одной рукой обнял Аду за талию и прижал к себе.

– Понятия не имею, что это они вбили себе в голову, – сказал он. – Впрочем, почему бы им не заглянуть сейчас к себе в спальню? Может, рождественские подарки там поджидают?.. Хоть рановато вроде еще…

Шон первым бросился в гостиную и, добежав до двери спальни, далеко обогнал брата.

– Подожди! – отчаянно кричал Гаррик ему в спину. – Пожалуйста, подожди меня!

Шон остановился в дверях.

– Черт побери! – прошептал он – крепче ругательства он еще не знал.

Приковылял Гаррик, и они вместе уставились на пару кожаных футляров, лежащих на столе посредине комнаты, – длинных, плоских футляров из лакированной кожи, по уголкам окантованных бронзой.

– Винтовки! – радостно воскликнул Шон.

Он осторожно, словно подкрадываясь, подошел к столу, как будто боялся, что футляры в любую секунду могут исчезнуть.

– Смотри! – Шон протянул руку и пальцем дотронулся до надписи, золотыми буквами вытисненной на крышке ближнего футляра. – Тут даже наши имена.

Он отстегнул защелки и поднял крышку. В гнезде из зеленого сукна поблескивала настоящая поэма из стали и дерева.

– Черт побери! – повторил Шон и оглянулся на брата. – А ты что, свой открывать не собираешься?

Стараясь скрыть разочарование, Гаррик подковылял к столу. Он так мечтал получить собрание сочинений Диккенса.

В реке попадались и водовороты.