Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит (1966)

Шон вынырнул, но Анна надавила ему на голову и снова отправила под воду. Тогда он на ощупь схватил под водой ее за ноги, резко выпрямился и опрокинул ее на спину. И потащил на мелководье: там она уже не сможет ничего скрыть от его взора. Анна молотила руками по воде, стараясь держать голову выше, и с наслаждением визжала.

Шон споткнулся о камень и выпустил ее, но не успел опомниться, как она прыгнула на него и уселась верхом. Он легко мог бы сбросить ее, но ему понравилось ощущать на себе ее плоть, скользкую и теплую, несмотря на прохладную воду. Она зачерпнула горсть песка и стала втирать ему в волосы. Шон сопротивлялся, но осторожно. Обеими руками она обняла его за шею, и он почувствовал все ее тело, вытянувшееся у него на спине. Сердце сладко заныло, и это ощущение горячей волной хлынуло вниз, и ему страшно захотелось обнять ее. Он перевернулся, протянул к ней руки, но она вывернулась и снова нырнула в глубину. Шон зашлепал по воде за ней, но ее никак было не достать, а она все продолжала над ним смеяться.

Наконец, когда Шон уже начал сердиться, они встретились там, где вода была по горло. Ему очень хотелось обнять ее. От нее не укрылась смена его настроения. Она вышла на берег, подошла к его одежде и, подобрав рубашку, вытерла ею лицо, совершенно не стыдясь своей наготы: у нее было много братьев и она не привыкла стесняться мужчин.

Из воды Шон смотрел, как меняется форма ее грудей, когда она поднимает руки. Он не мог не заметить, что некогда худущие ноги округлились, налились плотью, и бедра касались друг друга по всей линии до того самого места, где начинается живот: там темнел треугольник – знак принадлежности к другому полу. А она постелила рубаху на песке, уселась на нее и только потом посмотрела на Шона:

– Ну что, ты выходишь?

Слегка смущаясь и прикрываясь ладонями, он вышел из воды. Анна подвинулась, освобождая на рубахе место:

– Садись, если хочешь.

Он присел, торопливо подтянув колени к подбородку. Краем глаза он продолжал наблюдать за Анной. Вокруг ее сосков образовалась гусиная кожа – вода оказалась довольно прохладной. Анна знала, что он на нее смотрит, и ей это нравилось – она расправила плечи. Шон снова пребывал в замешательстве – теперь ситуацией управляла она, четко сознавая, что происходит. Это раньше он злился и ворчал на нее, а сейчас приказы отдает она, ему остается только повиноваться.

– У тебя волоски на груди, – сказала Анна, повернув к нему голову.

Волоски росли редко и совсем тоненькие, но Шон был доволен, что они у него есть. Он распрямил ноги.

– А у тебя больше, чем у Фрикки.

Шон попытался снова согнуть ноги, но она протянула руку и не позволила.

– А можно потрогать?

Шон хотел что-то сказать, но горло перехватило, и он не смог выдать ни единого звука. Анна не стала дожидаться ответа:

– Ой, посмотри-ка! Он у тебя растет… вот какой уже толстый! Ну прямо как у Карибу!

Карибу звали жеребца мистера ван Эссена.

– Я всегда знаю, когда папа хочет случить Карибу с кобылой, он говорит: «Сходи-ка ты в гости к тетушке Летти». А я спрячусь в плантации и все вижу.

Мягкая рука Анны продолжала без остановки двигаться, у Шона потемнело в глазах, он забыл обо всем на свете.

– А знаешь, ведь люди это делают так же, как лошади, – сказала она.

Он кивнул: уроки биологии мистера Даффеля не прошли даром, да и посещение «клуба в школьной уборной» обогатило его кое-какой информацией. Они помолчали.

– Шон, – вдруг прошептала Анна, – а сделаешь это со мной?

– Я не знаю как… – прохрипел Шон.

– Лошади тоже не знают, когда в первый раз, – сказала Анна. – Мы с тобой разберемся.

Домой они возвращались уже к вечеру. Анна сидела сзади, крепко обнимая Шона за талию и прижавшись щекой к его спине. Он ссадил ее за плантацией.

– Увидимся в школе в понедельник, – сказала она и повернулась, чтобы идти.

– Анна…

– Да?

– У тебя еще болит?