Когда пируют львы. И грянул гром - Уилбур Смит (1966)

– А я надеялся, что не расскажет, – проговорил Шон. – Хотел, чтобы избавила тебя хотя бы от этого.

– Избавила? – переспросил Гаррик. – А она? Ты хоть о ней подумал?

Шон не ответил, он только пожал плечами и устало откинулся в кресле.

– А я ведь раньше не понимал этого… какая же ты свинья, жестокое, безжалостное животное, – задыхаясь, сказал Гаррик. – Я пришел убить тебя.

– Да, – отозвался Шон, глядя, как брат поднимает на него пистолет.

Гаррик держал оружие обеими руками, рыжие волосы падали ему на лоб.

– Бедный мой Гаррик, – тихо сказал Шон.

Пистолет в руках брата задрожал и опустился. Гаррик продолжал держать его обеими руками между колен. Он согнулся над оружием и всхлипывал, кусая губы, и все равно никак не мог остановиться. Шон приподнялся, хотел подойти к нему, но Гаррик отскочил к двери.

– Не подходи! – заорал он. – Не трогай меня!

Он швырнул пистолет в Шона, острый конец ударника попал тому в лоб, отчего голова его подалась назад. Пистолет отскочил и ударился о стену у него за спиной. Раздался выстрел, и пуля расщепила деревянную панель.

– Между нами все кончено! – закричал Гаррик. – Все кончено навсегда!

Он лихорадочно нащупал ручку двери и, ковыляя, выскочил в коридор. Торопливо миновав кухню, оказался на воздухе под дождем.

Путаясь протезом в траве, он несколько раз падал, но тут же вставал и продолжал бежать в кромешном мраке ночи, всхлипывая при каждом шаге.

Наконец путь ему преградил ревущий, бурлящий от дождя Бабуинов ручей. Гаррик остановился на берегу; мелкий дождь хлестал ему в лицо.

– Почему я… ну почему всегда я? – громко жаловался он темноте.

И вдруг на него снова накатила волна, несущая облегчение, мощная, как и поток, клокочущий внизу перед ним. Он снова ощутил в черепе, за глазами, биение мягких крыльев мотылька. Теплая серая волна сомкнулась над ним, и он упал коленями прямо в грязь.

32

Шон взял с собой совсем мало: одеяло в скатку, винтовку и сменную лошадь. Дорогу к краалю Мбежане он терял в темноте дважды, но оба раза лошадь сама находила путь. Из толстых стеблей травы Мбежане построил себе большую круглую хижину в отдалении от жилищ остальных слуг, ведь он был зулус не простой, а царской крови. Когда Шон наконец добрался до нее, несколько минут за стенкой слышалась какая-то возня и сонное бормотание, и только потом на крики Шона вышел завернутый в одеяло по плечи Мбежане со старой парафиновой лампой в руке.

– В чем дело, нкози?

– Я уезжаю, Мбежане.

– Куда?

– Куда глаза глядят. Едешь со мной?

– Сейчас, принесу копья, – сказал Мбежане.

Когда добрались до Ледибурга, старик Пай еще сидел в своем кабинете позади банка. Он пересчитывал соверены, ставя их аккуратными золотыми столбиками, и пальцы его касались монет так же нежно, как они касаются тела любимой женщины. Стоило Шону плечом открыть дверь, как хозяин быстро протянул руку к открытому сбоку ящику стола.

– Вот это совсем ни к чему, – сказал Шон, и Пай с виноватым видом убрал руку от пистолета.

– Боже мой! Я и не узнал тебя, мой мальчик! – воскликнул он.

– Сколько у меня на счете? – Шон опустил обмен любезностями и перешел сразу к делу.

– Сегодня банк уже не работает.

– Послушайте, мистер Пай, я очень тороплюсь. Сколько у меня на счете?

Пай выбрался из кресла и подошел к большому железному сейфу. Закрывая его собой, он набрал комбинацию и раскрыл дверцу. Осторожно достал журнал и положил на стол.

– Картер… Клёт… ага, Кортни… – бормотал он, переворачивая страницы. – Так, Ада, Гаррик, Шон. Вот они. Значит, так: тысяча двести девяносто шесть фунтов и восемьдесят восемь пенсов; счета магазина за последний месяц, разумеется, еще не оплачены.

– Будем считать, тысяча двести, – сказал Шон. – Я хочу получить их немедленно, а пока вы считаете, дайте мне перо и бумагу.

– Пожалуйста, все на столе.