Корабль мечты - Лука ди Фульвио (2013)

Но теперь, думал Шимон, глядя на морской берег, пенистые волны и свинцово-серое небо, теперь, благодаря этому падению в бездну, он осознал, что не настолько слаб, как полагал. Напротив, Шимон оказался сильным человеком. Он воссоздал самого себя из ничего. Этот случай позволил Баруху проявить свою истинную сущность. Теперь Шимон был человеком, который ни за что не смог бы приспособиться к его прошлой жизни. Может, по законам Божьим и законам его народа он не стал лучше. Но Шимону не хотелось быть хорошим человеком. Все моральные категории стали для него бессмысленны. Он понял, что силен, сильнее, чем когда-либо полагал. Теперь его могла остановить боль, но не страх. Его жизнь труса оборвалась в тот день, когда он почувствовал лезвие у своего горла.

В каком-то смысле Меркурио действительно убил его, ибо трус по имени Шимон Барух был теперь мертв. Так кем же был для Шимона Меркурио? Кто он? Убийца? Или благодетель, действовавший с жестокостью убийцы?

Встав, Барух отряхнул с одежды песок и пошел в сторону Римини. Туда, где стоял дом Эстер. Туда, где он испытал счастье.

Мужчина дошел до тракта, сел на придорожный камень и снял башмаки, вытряхивая светлый мелкий песок и любуясь падением песчинок – точно как в песочных часах. Шимон глубоко вздохнул, поднес руку к горлу и провел кончиком указательного пальца по бугристому шраму, оставшемуся от прижигания раны монетой. Он нащупал очертания лилии – такой была гравировка на золотом, который Шимон раскалил докрасна и прижал к коже. Барух помнил, что в тот день не испытывал боли, не мог даже понять, что ему хочется отомстить. Но в то же время он помнил пьянящее ощущение собственной силы, собственной жестокости. Помнил отсутствие страха. Уже тогда он должен был осознать, как ему повезло. «Но я был слишком молод, – подумал Шимон, и легкая улыбка коснулась его губ. – Мне было всего несколько дней от роду». И с его губ слетел смех. Звук был неприятным, но Шимон воспринял его с радостным удивлением.

Он научился плакать.

А теперь и смеяться.

Барух попробовал рассмеяться еще раз. Он чем-то напоминал маленького ребенка, который учится свистеть. По дороге к дому Эстер он вновь и вновь украдкой пытался засмеяться, и из его рта вылетал этот нелепый звук. При этом у Шимона сжималась диафрагма и он передергивал плечами.

Остановившись перед домом Эстер, он подумал, как ему хотелось бы рассказать ей о Меркурио и поделиться своими размышлениями. Поэтому Шимон помедлил, стоя перед дверью. И вдруг услышал доносившийся изнутри мужской голос. И голос этот ему не понравился. Может быть, все дело было в том, что ему вообще не нравилось, что какой-то мужчина пришел в дом к Эстер. Шимон оглянулся. На улице никого не было. Он осторожно обошел дом и заглянул в окно. В гостиной, в которой они часто сидели, читали, а иногда и занимались любовью, спиной к окну стоял какой-то толстый мужик с широкими обвисшими плечами и короткими волосами.

Красноватая кожа у него на шее морщинилась, точно свиная сосиска. Руки у мужчины были толстыми и мясистыми, он энергично жестикулировал.

Эстер казалась хрупкой, как никогда. Она немного подалась назад, точно собираясь сбежать, и скрестила руки на груди, защищаясь. Шимон видел страх и отчаяние в ее глазах.

– Ты просто мелкая жидовская шлюшка, я тебя в любой момент как таракана раздавить могу, не забывай об этом, – орал толстяк. Голос у него был грубый и немного гнусавый. – Если ты не отдашь мне деньги, я заберу у тебя дом. – Он махнул какой-то бумагой. – Тут все написано. По закону.

– Мессир Карнакина… – Голос Эстер дрожал. – Дом… дом – это все, что у меня есть… что у меня осталось…

– И почему это должно меня волновать? – вкрадчиво осведомился Карнакина, подходя поближе.

Эстер зажмурилась, словно ожидая, что он ее ударит.