Дым - Дэн Вилета (2016)

И все равно мне страшно, мастер Ренфрю. Я боюсь того, что меня ждет. Помогите же мне. Помогите остаться собой. Хотя бы на час, на день. Это может оказаться единственным добрым поступком в вашей жизни, в которой пока не было ничего, кроме постных душеспасительных бесед.

Чарли лежит, привязанный к кровати, и слушает речи Джулиуса. Кажется, что их разговор происходит прямо здесь, в темноте, в ярде от него: здесь — здоровая туша собаки, которая прижалась мордой к жилету учителя и пускает слюни в карман; там — староста, который сначала развалился в кресле, потом подскочил и, чтобы унять свое странное возбуждение, стал метаться по комнате, от камина до двери и обратно. Накладывая на эту сцену недавние события, Чарли снова видит высокую, угловатую фигуру учителя, который склоняется над ним и вливает в него соленую воду.

Поговори со мной.

Помоги мне.

Почему ты мне не доверяешь?

Отверстие в трубке пропускает с каждым вздохом совсем мало воздуха — столько помещается в крошечный пузырек. Чарли лежит во мраке и тяжело дышит носом.

В комнате что-то меняется. Стало так темно, что можно различить только окно, дверь и слабые просветы в полу, и тем не менее благодаря обострению всех чувств Чарли замечает перемену до того, как видит девочку у своей кровати. Элинор. Единственное в ней, что имеет цвет, — это глаз, правый, в котором отражается ночное мерцание окна, подсвеченное зеленым зрачком. Она смотрит не на Чарли, а куда-то вдаль. До него доходит, что девочка тоже слушает, пытается понять, что происходит там, внизу. Через мгновение Элинор берет Чарли за руку. Все очень естественно: она просто наклоняется вперед и нащупывает его ладонь на одеяле. Из-за кожаного ремня Чарли может лишь сжать ее пальцы своими. Девочка никак не реагирует.

Опять голос снизу затягивает их в омут своих чар, но теперь он звучит мягче, странно балансируя между обвинениями и уговорами. Кажется, будто это два человека говорят в унисон, со схожим тембром голоса, но в разном настроении.

— Я знаю, что вы думаете, мастер Ренфрю. «Этого не может быть». Или: «Я доложу своим друзьям в Новом Вестминстере. Мы отдадим его под суд». Ваши мысли легко прочесть! Неделю вы потратите на дебаты о либерализме. А потом набросите мне на шею петлю. С веским на то основанием и, естественно, с сожалением. Вы, наверное, даже не задымите. А знаете ли вы, мастер Ренфрю, сколько бессонных ночей я провел в школьной спальне, гадая, как же заставить вас дымить?

Но говорите же, мастер Ренфрю, говорите, умоляю вас. Если вы будете упорствовать в молчании, мне придется надеть эту маску. Вот тогда мы оба задымим. Вы этого хотите? Вы, мой Иуда, мой Гефсиманский сад? О, теперь я люблю метафоры. Это дым во мне говорит образами. Смотрите, как вы насупились! Сами-то небось ни одной хорошей метафоры за всю жизнь не придумали.

Пожалуйста, мастер Ренфрю! Не нужно стесняться. Я — ваш муж, вы — моя жена. Этой ночью между нами не должно быть секретов. Поведайте о Чарли Купере. Поведайте о том, что он вам говорил. Откройте мне свои мечты и страхи. Прошу, мастер Ренфрю, поведайте!

Поведайте, или я предам огню наши души.

Девочку охватывает дрожь. Сначала Чарли чувствует это пальцами, потом видит, как сотрясается вся темная тень, нависающая над ним. Одновременно из нее вырывается вместе с икотой дым, порциями — ик! ик! — с каждым выдохом затеняя ее зубы. И каждый раз, когда от нее отлетает облачко дыма, она высвобождает свою руку из ладони Чарли и затягивает колесико в центре корсета. Чарли не столько видит, сколько слышит это. После пяти таких поворотов Элинор чуть не падает. Так она задушит себя насмерть.

Чарли тянет ее за руку.

— Не надо, не надо, — хочет он сказать через трубку, но из отверстия вырываются не слова, а узкая, плотная струя его дыма. Через секунду он уже ничего не различает сквозь едкую пелену.

И тогда Чарли понимает, что он плачет.