Дым - Дэн Вилета (2016)

— Видите, как мы здесь живем, — обращается ее мать к гостям. — Под тяжелым башмаком у блюстительницы нравов.

Обеду не видно конца. За супом следует язык в желе, за языком — утка в соусе из красного вина, затем жареная свинина с пастернаком, сливовый пудинг, сыр и кофе. Несмотря на весь шарм леди Нэйлор, она не в силах вытянуть из своих гостей больше полудюжины слов. Даже ее дочь упорно не желает вовлекаться в пикировку. Несколько раз она явно сдерживает себя изо всех сил, но в целом принимает уколы матери с покорностью мученика. Чарли внимательно наблюдает за всеми: за Томасом, который стесняется своего побитого молью смокинга, ест мало и главным образом пережевывает какую-то мысль; за Ливией — тонкой, красивой, которой неловко от поведения матери и за мать; за леди Нэйлор, ухоженной дамой лет сорока с высокой прической над подвижным, накрашенным лицом и с тонкими губами, подведенными яркой помадой. По большей части она обращается к нему, к Чарли. Кажется, Томас интересует ее меньше, но изредка она бросает на него мимолетные вопрошающие взгляды. Эти взгляды занимают Чарли так сильно, что он забывает о еде.

Наконец убрана последняя перемена блюд. Леди Нэйлор поднимается. Чарли и Томас торопливо вскакивают со стульев.

— Торп проводит вас, — объявляет она и показывает на пространство позади них. Оказывается, Торп, дворецкий, уже в столовой: уму непостижимо, откуда он взялся. Его лицо идеально воплощает идею пожизненной службы и настолько лишено всякого выражения, что заставляет думать о полном равнодушии дворецкого к любым событиям, важным и мелким. И уж определенно его не волнует то, насколько хорошо и удобно гостям.

— Если понадобится что-нибудь еще, обращайтесь к нему, пожалуйста.

Леди Нэйлор опять пожимает обоим руки, опять на долю секунды задерживает взгляд на Томасе, затем берет дочь под локоть и уходит с ней.

— Доброй ночи, — произносит им вслед Чарли, но слишком поздно, чтобы получить ответ.

— Сюда, прошу вас.

Дворецкий, как тюремщик, ведет мальчиков прямо в их комнату. Там он передает ответственность напольным часам, чьи узорчатые стрелки отмеряют срок заключения. Еще нет и семи. Ужин закончен, их отослали в спальню.

Пожалуй, тут хуже, чем в школе.

— И как они тебе?

Чарли думает над ответом. К чему спешить? Времени предостаточно.

— Мать — сплошь духи и очарование. А дочь…

— Дегтярное мыло и молитвенник.

Друзья смеются, но им не весело. Комната уже кажется тесной, кровати — узкими и слишком мягкими. Они открывают двери на террасу и сидят там, замерзшие, глядя в черную дождливую ночь. На ветру.

Лишь бы почувствовать себя живыми.

— Ты ее узнал? — спрашивает Чарли, поднимаясь, чтобы изучить книжную полку. Там неполный комплект энциклопедии — тома от «Аа» до «Ре», Библия, шахматы в деревянном ящике, игральные карты, пыль. — Леди Нэйлор? Мне показалось, что узнал.

Томас начинает мотать головой, потом пожимает плечами:

— Не уверен.

— Далекое воспоминание? Из детства?

— Нет, дело не в этом. Что-то еще. — Он ищет нужное слово, строит гримасу, когда неспособен точно определить свои ощущения. — Кого-то она мне напоминает. Лицом, манерами. Кого-то из школы, кажется.

— Одного из учителей?

— Может быть.

Они сидят еще некоторое время, встают, открывают дверь в безмолвный сквозняк коридора, снова закрывают ее, выходят на террасу, мокнут под дождем. Из ночной тьмы не доносится ни звука. Даже бродячий фазан покинул их. Если где-то в доме и горит свет, он надежно скрыт гардинами и ставнями.

В конце концов Томас запирает стеклянную дверь и плюхается на кровать.