Дым - Дэн Вилета (2016)

— Совсем не так я это себе представлял. Наш приезд сюда. Думал, что будет… ну, не знаю. Какое-то противостояние. Еще одно зубоврачебное кресло. Или наоборот — как мой дядя объясняет устройство мира. Открывает секреты. — Он хмурится при мысли о собственной наивности. — В любом случае какое-то приключение. Но похоже, у него был совсем другой план. Нас хотят уморить скукой.

— Может, мы должны послужить дурным примером для его дочери. — Чарли стряхивает с себя уныние и вновь подходит к книжной полке. — Как насчет партии в шахматы? Или в шашки?

Но Томас слишком безутешен, чтобы ответить другу.

Он просыпается через час после того, как лег в постель. Томаса будит не сон, а мысль. Он вспомнил, где он видел ее раньше.

Видел леди Нэйлор.

Из комнаты он выходит в ночной сорочке. Вообще-то, его одежда сложена на стуле, а где-то на крючке висит халат, но не хочется будить Чарли.

В коридоре босые ноги беззвучно ступают по ковру. Томас спрашивает сам себя, что он ищет. Наверное, доказательство. То, что сделает уверенность фактом. Пока не ясно, где искать доказательство и каким оно может быть. Но все равно, оставаться в комнате наедине со своей догадкой и ночь напролет таращиться в темноту невозможно. Томас идет медленно. По его спине пробегает дрожь. Немного погодя он понимает, что холод тут ни при чем.

В доме темно, но кое-что разглядеть можно. Там и сям краснеют угли в каминах. В столовой горит газовая лампа, прикрученная до минимума. В кухню пробивается свет из подвала, где обитают слуги, оттуда же доносится мягкий, высокий смех одной из девушек. Томас задерживается, чтобы насладиться моментом. Теперь ноги обжигает холодом каменная плитка.

Добравшись до холла, Томас находит широкую спиральную лестницу. Крутая черная дуга перил сама ложится под ладонь. На втором этаже обнаруживается новый источник света — ярче остальных, встреченных до сих пор: он оставляет под дверью аккуратную белую линию. Томас останавливается перед ней и прислушивается; поднимает было руку, чтобы постучаться, но вместо этого нажимает на ручку. Может оказаться, что он войдет в спальню Ливии или в уборную, где уже кто-то есть. Но стучаться, принимая роль покорного просителя (ведь стук в дверь — это приглашение дать тебе от ворот поворот), — это не для Томаса. Не сейчас. Во рту такая горечь, что не нужно смотреть на сорочку: и так понятно — он дымит.

За дверью — кабинет дамы, просторный и хорошо обставленный. Владелица отсутствует, но о ней красноречиво говорят бордовые обои с золотистым узором — слишком игривые для мужчины, слишком пышные для дочери. Письменный стол служит дополнительным подтверждением: он сделан из палисандра и инкрустирован другими, более светлыми породами. Взгляд Томаса падает на медный нож для вскрытия конвертов в форме кинжала, достаточно тяжелый, чтобы служить оружием. Томас берет его в руку и усаживается. Его охватывает приступ дерзости. На стене перед ним плотно развешаны два десятка полотен. Он сидит и смотрит на картины невидящим взором; дым стелется перед его лицом, точно туман.

Довольно скоро дверь открывается, и входит хозяйка кабинета. По-видимому, леди Нэйлор ничуть не удивлена, увидев посетителя.

— Томас! Я рада, что вам нравится моя коллекция картин.

В его горле рождается голос, в котором Томас узнает отцовский тембр: хруст гравия под тяжелыми сапогами. Прошли годы с тех пор, как этот голос в последний раз звучал в его ушах; Томас никогда не слышал его в оригинальном исполнении.

— Я искал вашу бритву, миледи. И ваши накладные усы. Я не мог заснуть, пытаясь догадаться, что вы сделали с сажей мертвой женщины.

— Ага. Значит, вы узнали меня. — На леди Нэйлор шелковый халат, густая синева которого красиво оттеняет цвет ее темных волос. Она пристально смотрит на Томаса, потом падает в кресло у дальнего края стола и расправляет на бедрах синюю ткань. — Вы поняли это уже за ужином?

— Нет.