Жнецы - Джон Коннолли (2008)

Детектив двинулся вверх по лестнице первым. Луис с Ангелом дожидались внизу, пока не получили от него сигнал «все чисто». На втором этаже находились пять дверей – все закрыты, а одна, как выяснилось, еще и заперта. В них они входили попеременно: Луис открывал и брал на себя правую сторону, Ангел левую, Паркер страховал их с тылу и держал под надзором все остальные двери. На поверку три оказались спальнями – одна с женской одеждой, вторая явно с юношеской, а в мужской одежда смешивалась, а на тумбочке стояла коробка с презервативами «Троян». Четвертой была большая общая ванная, переделанная под нужды Лихагена. Вместо душевой кабины здесь имелась открытая мойка с пластиковым стулом под головкой душа; в ванне лежала резиновая подушка, которую по надобности можно надувать и сдувать. Полки сплошь уставлены медикаментами: жидкости, таблетки, одноразовые шприцы. А над всем этим доминировал недужный, неприятный запах: дух умирания, затхлости, гниения изнутри.

Закрытая дверь соединяла ванную, очевидно, со спальней Лихагена. Луис с Ангелом разместились от нее по обе стороны, в то время как Детектив вышел и приготовился войти через коридорную дверь.

Луис посмотрел на Ангела и кивнул. Отступив на шаг, он шарахнул ногой по двери непосредственно под замком. Замок удержался, и в этот момент в главную спальню из коридора ворвался Детектив. Грянул выстрел, и Луис пнул дверь снова. Замок разлетелся, и она распахнулась, явив взору раздобревшего мужчину лет за сорок, с полуавтоматическим пистолетом в руке. Судя по всему, сын Лихагена Майкл. Лоретта Хойл сгорбилась на кровати, прикрывая голову руками. А между ними и местом, где находились Луис и Ангел, стояла большая больничная кровать, на которой лежал иссохший, как мумия, старик с кислородной маской, скрывающей нос и рот.

На какую-то секунду Майкл Лихаген отвлекся: он не мог прикрывать обе двери разом и в смятении замер.

И Луис его убил. Пуля впилась в грудь, Майкл съехал по стене вниз. Перед белой сорочки расцвел маковым цветом, а сам Лихаген-младший, тяжело оседая на пол, с глуповатым изумлением моргал. Лоретта Хойл выглянула из своего кокона и потянулась к мужу.

– Майкл! – завыла она, обнимая его голову обеими руками.

Лихаген-младший, глядя на жену пустеющими глазами, хотел сосредоточиться, но не мог. Вот тело его крупно дернулось, веки закрылись, и Майкл заснул вечным сном. Лоретта издала вопль, после чего уткнулась головой мужу в шею и зарыдала. Ангел между тем с озабоченным видом подальше отпнул выпавший пистолет.

На подушке зашевелилась голова Лихагена-отца. Он мутными, слезящимся глазами оглядывал своего сына. Бледная полупрозрачная рука потянулась к маске, сняла ее со рта. Сделав сиплый вдох, старик закашлялся, а затем заговорил:

– Мальчик, мальчик мой, – выговорил он дребезжащим голосом, и его запавшие глаза наполнились слезами, которые, скапливаясь, беззвучно стекали на подушку.

Луис подошел к кровати и встал, возвышаясь над стариком.

– Ты сам это все накликал, – сказал он.

Лихаген с немигающей стариковской пристальностью смотрел на Луиса. Он почти облысел, лишь несколько тонких седых прядок паутиной лепились к черепу. Кожа была сухая и бескровная, даже с виду холодная на ощупь, однако тем ярче светились глаза в изможденном морщинистом обрамлении. Тело хозяина, возможно, и предало, но ум не утратил остроту и сгорал от отчаяния, чувствуя, что заперт в телесной оболочке, которая скоро, совсем уже скоро перестанет его поддерживать.

– Ты… Вот он ты, – со стиснутым дыханием произнес Лихаген. – Ты убил моего сына, моего Джона.

Каждое слово давалось ему с мучительным усилием, после каждого требовался вдох.

– Да, это был я.

– Ты хоть спросил, за что?

Луис покачал головой.

– Для меня это не имело значения. А теперь ты потерял своего последнего сына. Как я уже сказал, ты сам все это на себя навлек.