Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Аксл Сунд (2012)

Спокойствие, думает она. Спокойствие.

Рука инстинктивно нащупывает горло. Спокойствие.

Она узнает английский Фрэнкли Самуэля и понимает, что он некоторое время наблюдал за ней. Улыбнись.

Она улыбается, говорит, что еды на него хватит, и предлагает поесть вместе у нее дома.

Он улыбается в ответ.

Странно, но страх исчезает так же внезапно, как возник.

Внезапно она понимает, что следует делать.

Самуэль берет у нее пакет, и они вместе идут вперед, а затем сворачивают на Боргместаргатан.

Она кладет пакет с гамбургерами на стол в гостиной. Самуэль спрашивает, нельзя ли ему воспользоваться душем, чтобы немного ополоснуться перед едой, и она достает ему чистое полотенце.

Он закрывает за собой дверь.

Что же происходит?

Баня, птенцы, щель, скотч, голос, Копенгаген, Падьеланта, золотой корень, сжечь, пороть.

В трубах шумит вода.

– София, София, спокойствие, София, – шепчет она себе, пытаясь дышать спокойно и глубоко.

Птенцы, щель, скотч.

Немного подождав, она возвращается в гостиную. От гамбургеров пахнет затхлым, подгорелым мясом.

Сжечь, пороть.

Ее начинает подташнивать, она тяжело опускается на диван и закрывает руками лицо. Баня.

В душе льется вода, а у нее в голове гудит голос Виктории. Он словно бы въедается в Софию, вгрызается в кору головного мозга.

Голос, который она слушает всю жизнь, но так и не свыклась с ним.

Ты решишься, а сегодня решишься?

Она встает и на ватных ногах идет на кухню, чтобы взять стакан воды. Соберись, думает она, ты должна успокоиться.

В прихожей она наталкивается на свое отражение в зеркале и констатирует, что у нее усталый вид. До мозга костей усталый.

На кухне она открывает кран, но вода словно бы не желает становиться достаточно холодной, и каким-то внутренним взором София видит, как вода забирается из первичной породы, глубоко под ней, оттуда, где жарко, как в аду.

Она обжигается о струю, будто та состоит из магмы и горит прямо перед глазами.

Дети перед лагерным костром.

Mambaa manyani… Mamani manyimi…

Софию трясет при воспоминании о той детской песенке.

Она выходит в прихожую и роется в сумочке в поисках таблеток пароксетина.

Пытается набрать слюны, чтобы проглотить таблетку. Внутри все высохло, но она все-таки сует лекарство в рот. Возникает ощущение страшной горечи, а когда София пытается проглотить эту малюсенькую таблетку, та застревает у нее в горле. Она снова и снова сглатывает, чувствуя, как таблетка постепенно спускается вниз.

Может, решишься сегодня? Ты решишься?

– Нет, я не решусь, – тихо бормочет она, сползая вниз по стенке прихожей. – Я смертельно боюсь.

Она сворачивается в комочек, ждет, пока лекарство подействует, пытается убаюкать себя, успокоить.

Ожидание. Шум в ушах, от которого не отделаться.

Баня, птенцы, тряпичная собачка.

Она цепляется за мысль о тряпичной собачке, спокойствии. Тряпичная собачка, тряпичная собачка, повторяет она про себя, чтобы заставить замолчать голос и вновь обрести контроль над собственными мыслями.

Внезапно в прихожей раздается звонок мобильного телефона, но кажется, будто звук доносится из какого-то другого мира.

Из мира, который ей больше недоступен.

С большим трудом она поднимается, чтобы ответить на звонок, который случайность подбрасывает ей в момент, когда она уже начинает терять сознание. Телефонный разговор – это путь обратно, связующее звено между ней и действительностью.

Если только она сумеет ответить, то сможет снова обрести почву под ногами, вернуться к жизни. Она знает, что так и есть, и эта убежденность дает ей силы ответить.

– Алло, – бормочет она, снова сползая по стенке. Сумела. Ей удалось ухватиться за спасительный трос.

– Алло? Вы меня слышите?

– Да, я слушаю, – отвечает София Цеттерлунд, понимая, что вернулась к жизни, что она в безопасности.