Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Аксл Сунд (2012)

София копалась в душе Виктории и иногда видела то, что сама Виктория всю жизнь пыталась забыть. Теперь Виктория разгуливает у нее дома, в ее частной сфере. Она присутствует всюду и нигде.

А магнитофон, с которым ты часами сидела и говорила, говорила, говорила. Ничего удивительного, что Лассе тебя бросил. Он, вероятно, просто не выдержал бесконечной болтовни о твоем паршивом детстве. Ведь это тебе хотелось пойти в Торонто в секс-клуб, тебе хотелось группового секса. Чего удивляться, что он не захотел иметь с тобой детей.

София пытается протестовать, но не может издать ни звука. Он ведь стерилизовался, думает она.

Ты же извращенка. Ты пыталась украсть его ребенка. Ведь Микаэль сын Лассе! Ты что, забыла?!

Голос звучит так громко, что она отступает назад и падает на диван. Ей кажется, что у нее сейчас лопнут барабанные перепонки.

Микаэль? Сын Лассе? Этого не может быть… Ты просто кукушка!

Возникает картинка счастливой семьи в новогодний вечер в Сальтшёбадене. София видит, как Лассе пьет вместе с Микаэлем.

Убив Лассе, ты подцепила Микаэля. Ты что, не помнишь? Телефонные каталоги, которые ты разбросала по полу, чтобы выдать это за само– убийство. Веревка оказалась слишком короткой, разве не так?

Откуда-то издали слышно, как Самуэль возвращается из ванной, и София смутно видит, что он садится возле журнального столика. Он открывает пакет с едой и начинает есть, а она молча наблюдает за ним.

Самуэль жадно пьет колу.

– Who ya talking to, lady?[70] – Он качает головой.

София встает и выходит в прихожую.

– Eat and shut up[71], – шипит она ему, но не может определить, расслышал ли он ее слова, поскольку он не реагирует.

В висящем над столом в прихожей зеркале она видит собственное лицо. Такое впечатление, будто одну сторону парализовало. София не узнает себя – настолько старой она выглядит. – Какого черта, – бормочет она зеркальному отражению, приближается на шаг и улыбается, подносит палец ко рту и проводит им по переднему зубу, который сломался, когда она двадцать лет назад пыталась повеситься в номере гостиницы в Копенгагене.

Мимесис[72].

Связь между ней самой и тем, что она видит, не вызывает сомнений.

Теперь она вспоминает все.

Тут снова звонит мобильный телефон.

Она смотрит на дисплей.

10:22.

– Бергман, – отвечает она.

– Виктория Бергман? Дочь Бенгта Бергмана?

Она заглядывает в гостиную. Снотворное уложило Самуэля на диван. Его глаза медленно двигаются в бессознательном состоянии.

– Да, все верно.

Мой отец Бенгт Бергман, думает София Цеттерлунд.

Я Виктория, София и все, что есть в промежутке.

Голос, задающий вопросы о ее отце, кажется ей знакомым, и она механически отвечает, но, положив трубку, совсем не помнит, что говорила.

Судорожно сжимая в руке телефон, она рассматривает Самуэля. У него так много на совести, и тем не менее он выглядит таким невинным, думает она, подходит к стеллажу и откидывает удерживающий его на месте крючок. Когда она открывает потайную дверь, в лицо ей ударяет спертый, затхлый воздух.

Гао сидит в углу, обхватив руками колени. Он щурится на врывающийся в дверь свет. Все под контролем. Она выходит, устанавливает на место стеллаж и начинает раздеваться. Наскоро приняв душ, она заматывается в большое красное полотенце и на несколько минут устраивает сквозняк, чтобы проветрить квартиру. Затем зажигает фимиам, наливает себе бокал вина и садится на диван рядом с Самуэлем. Он глубоко и размеренно дышит, она начинает осторожно гладить его по голове.

Он не виноват ни в одной из совершенных им мерзостей в бытность мальчиком-солдатом в Сьерра-Леоне, думает она. Он просто жертва, поскольку не имеет представления о том, что творил.

Его намерения были чистыми, без примеси ненависти или зависти.

Те же чувства двигали и ею.