День мертвых - Майкл Грубер (2013)

– Ну а тут что? – спросил он. – Мардер у нас уникум или всего лишь очередное немексиканское изделие надлежащей твердости?

– Ближе к уникуму. Как правило, у мужчины и кофе еще не остыл, а я его раскусила, но с тобой не так. Хотя я пыталась. Подняла все свои связи в Нью-Йорке, хотела выяснить, кто ты такой, – и все без толку. Никто и звать никак, казалось бы. Но сейчас ты в центре бандитских разборок, и у тебя куча денег, которые непонятно откуда взялись. Берешь под крыло горстку pelados, на которых всем всегда было начхать; бросаешь вызов двум крупнейшим наркокартелям в районе – не одному, двум; переделываешь свой дом в форт и до отказа набиваешь оружием – а откуда оно взялось, это еще вопрос; всю организацию взваливаешь на крутого наемника, по совместительству телохранителя и наркоторговца – а он тоже, надо сказать, непрост; и… и не только обводишь вокруг пальца Эль Гордо, своего главного союзника, но и умудряешься подстрелить лучшего друга самого гнусного narcos в окрестностях, опаснейшего преступника, и все из-за девицы, которую едва знаешь, из чистой, судя по всему, порядочности. Такого не бывает, querido[132]. Только не в Мексике.

– Такое случается повсюду. Как ты заметила, я ничего из себя не представляю – но вот он я. Скелли очень даже представляет, однако и он тоже здесь, и это кажется мне почти чудом. Кстати, меня удивляет, что ты сумела так много о нем разузнать. Он, вообще-то, держится в тени.

– Не настолько хорошо держится. Его военное досье более-менее доступно, а что касается дальнейшей карьеры… скажем так, я вхожу в братство журналистов, постоянно отслеживающих деятельность крупных наркокартелей. Я, само собой, специализируюсь на Мексике, но знаю людей, которые ведут группировки из Азии, России и так далее. Ты вот знал, что он работал на Кхун Са?

– Даже и не думал. Он упоминал это имя.

– Владыка Золотого треугольника. Такого, как Эль Гордо, он бы обмакнул в соус и сожрал. Так или иначе, твой Скелли – наемник. Он обеспечивает охрану худшим людям в мире. С точки зрения морали место ему на одной полке с Сервандо Гомесом – и тем не менее он здесь, и он лучший друг человека, которого я назвала бы… наверное, «святой» – неподходящее слово, учитывая, чем ты сейчас занят. Не смей останавливаться! И поцелуй легонько вот тут.

– Матерь Божья, это было чудесно, – объявила она после продолжительной паузы. – Как же давно я такого не испытывала.

– Удивлен, что ты перестала говорить.

Она рассмеялась.

– А когда говоришь, тогда по-настоящему чудесно. И, как ты наверняка заметил, аудиоэффекты отличались от тех, что производила малютка Лурдес.

– У тебя звучнее, пожалуй, – сказал Мардер, – искренней. И не так похоже на имитацию жесткого порно. К слову, у Фуэнтеса в «Старом гринго»[133] говорится, что в старину hacendados секли своих крестьянок, если те, занимаясь любовью, издавали крики сладострастия. Что скажешь? Так и вправду было?

– Еще как. На этом настаивали господские жены. Их оскорбляло, что крестьянки получают то, чего их самих лишили Церковь и положение в обществе. И господа слушались, потому что, ясное дело, могли сколько угодно заниматься сексом с этими самыми крестьянками. И когда patrón разделял ложе с такой женщиной, то само собой разумелось, что отныне она не имеет права предаваться утехам с собственным мужем, этой грубой скотиной. Однако благодаря нашей славной революции я могу теперь издавать любые звуки, какие… да, продолжай, еще сильнее… ах, да, отлично. Да здравствует Сапата!

Позже она поменяла положение и покрыла его живот чередой поцелуев, спускаясь все ниже; Мардер чувствовал, как ее волосы скользят по оставленной губами влажной дорожке. Последовали чмокающие звуки, потом из темноты раздался ее голос:

– Если вернуться к Скелли… как вы умудрились так сдружиться? Служили вместе, да?

– Да. Это долгая история. И как же ты намерена продолжать интервью, если рот занят?