Алхимик (сборник) - Паоло Бачигалупи (2008)

– Покорми ее, – сказал Яак, давая мне гранулу корма. – Полагается кормить, когда она выполняет правильно.

Я протянул гранулу. Ладони коснулся длинный розовый язык.

Я снова протянул руку.

– Дай лапу.

Собака дала лапу. Мы обменялись рукопожатием, янтарные глаза смотрели на меня серьезно и печально.

– Жуть какая-то, – сказала Лиза. Я поежился, кивнул, отступил назад.

Собака проводила меня глазами.

В эту ночь я лежал в койке и читал. Свет я погасил, горела только поверхность книги, подсвечивая спальню слабой зеленой аурой. Поблескивали на стенах предметы искусства, купленные Лизой: бронзовая подвеска, изображающая взлетающего феникса, вокруг него – стилизованные языки пламени. Японская гравюра на дереве Фудзиямы, еще одна – деревня под толстым слоем снега. Фотография нас троих в Сибири после кампании на Полуострове – мы улыбаемся, живые посреди гор шлака.

В комнату вошла Лиза. Ее лезвия поблескивали в тусклом свете моей книги – зеленые вспышки, очерчивающие на ходу контуры ее конечностей.

– Что читаешь?

Она разделась и легла со мной в постель.

Я поднял книгу и прочел вслух:

Ударь меня ножом – кровь не пойдет.

Трави меня газом – не вдохну.

Коли, стреляй, полосуй, дави,

я проглотил

науку, я Бог.

Одинокий.

Я закрыл книгу, и свет ее погас. В темноте зашуршала простыней Лиза.

Глаза привыкли к темноте – Лиза смотрела на меня.

– «Мертвец»?

– Из-за собаки, – сказал я.

– Мрачное чтиво.

Она коснулась моего плеча. Теплая рука с погруженными лезвиями, слегка защемившими мне кожу.

– Когда-то мы были как эта собака, – сказал я. – Жалкое зрелище.

– Страшно подумать.

Какое-то время мы лежали тихо. Потом я спросил:

– Ты когда-нибудь думала, что бы с нами случилось, не будь у нас науки? Не будь у нас наших больших мозгов, и жукотеха, и стимуляции клеток, и…

– И всего, что делает нашу жизнь хорошей? – Она засмеялась. – Нет. – И почесала мне живот. – Мне нравятся эти червячки, что живут у тебя в брюхе.

И она стала меня щекотать.

Червячки в тебе живут

И еду тебе несут,

Все плохое забирают,

Все хорошее дают.

Я стал от нее отбиваться, смеясь:

– Это не Йерли.

– Третий класс, базовая биология. Миссис Альварес. Она здорово разбиралась в жукотехе.

Она снова попыталась меня щекотать, но я отвел ее руку.

– Это да, Йерли писал только о бессмертии. Он не хотел его принимать.

Лиза оставила попытки меня щекотать и опять плюхнулась рядом.

– Бла-бла-бла. Он не стал принимать модификацию генов, отказался от ингибиторов с-клеток. Умирал от рака – и отверг лекарства, которые могли его спасти. Последний наш смертный поэт. Ах, как жаль. И что теперь?

– Ты задумывалась когда-нибудь, почему он так поступил?

– Ага. Хотел быть знаменитым. Самоубийство отлично привлекает внимание.

– Нет, серьезно. Он думал, что быть человеком – значит иметь животных. Целую сеть живых существ. Я о нем читал. Странно и не понять, но без них он жить не хотел.

– Миссис Альварес его терпеть не могла. И о нем она тоже сочиняла стишочки. Так что же нам было делать? Разрабатывать жукотех и модулирование ДНК для каждого дурацкого вида? Ты знаешь, во что бы это обошлось? – Лиза прижалась теснее. – Хочешь видеть вокруг себя животных – идешь в зоопарк. Или достаешь строительные блоки и что-нибудь из них мастеришь, если тебе так уж надо. С руками, черт побери, а не как эта собака. – Она уставилась на изнанку верхней койки. – Я бы ее в секунду сварила.

Я покачал головой:

– Не знаю. Эта собака отличается от биоробота. Она смотрит на нас, и там в ней есть что-то такое, и это не мы. Я в смысле, возьми любого биоробота, и он, в сущности, как мы. Только отлит в иную форму, а вот эта собака – нет…

Я замолк, задумавшись. Лиза засмеялась.