Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих - Джорджо Вазари (1550)

Написал он также с натуры маслом на камне синьора Пьеро Гонзага – великолепнейший портрет, над которым мучился три года, прежде чем его закончил.

Между тем, когда во времена папы Климента Микеланджело, находясь во Флоренции, работал над новой ризницей в Сан Лоренцо, Джулиано Буджардини захотел написать для Баччо Валори картину с головой папы Климента и самого Баччо, а для мессера Оттавиано деи Медичи другую картину с головой того же папы и архиепископа капуанского.

А так как для этой цели Микеланджело послал Себастьяно запрос, не пришлет ли он ему из Рима написанную им маслом голову папы, Себастьяно написал ее и послал ее Микеланджело, получилась же она как нельзя лучше. После же того как Джулиано был таким образом обслужен и закончил свои картины, Микеланджело подарил эту голову мессеру Оттавиано, который приходился ему кумом. И не подлежит сомнению, что из всех голов, написанных Себастьяно, а их было немало, эта была лучшей и самой похожей, как это можно видеть в доме наследников означенного мессера Оттавиано деи Медичи.

Он же написал папу Фарнезе тотчас же после его избрания верховным первосвященником и начал портрет его сына, герцога Кастро, но не закончил его, так же как не сделал многих других начатых им вещей.

Неподалеку от церкви Санта Мариа дель Пополо фра Себастьяно владел очень хорошим домом, который он сам себе построил и в котором жил припеваючи, нисколько не утруждая себя живописью или какой-либо иной работой и постоянно повторяя, что в высшей степени хлопотливо, когда приходится на склоне лет укрощать в себе те порывы, которым художники обычно бывают подвержены в молодости, ради выгоды, почестей или соперничества, и что не менее разумно жить в покое, чем жить беспокойно в трудах ради того, чтобы сохранить себе имя после смерти, когда и самые труды, и плоды их в любом случае обречены на то, чтобы прекратиться и умереть. И слова эти он, по мере сил своих, и приводил в исполнение, всегда стараясь получить к своему столу самые лучшие вина и самые дорогие яства, какие только можно было достать, и больше считаясь с жизнью, чем с искусством. А так как он был большим другом всех даровитых людей, то часто приглашал к себе на ужин таких, как Мольца или мессер Гандольфо, проводя с ними время в самом наилучшем настроении.

Ближайшим его другом был также и флорентинец Берни, написавший для него шуточные терцины, на которые фра Себастьяно ответил другими великолепнейшими терцинами, так как, будучи человеком на все руки, он умел приспособиться и к писанию тосканских шуточных стихов.

А когда некоторые пытались уколоть его, говоря, что ему, имея средства к существованию, стыдно больше не работать, он отвечал им следующим образом: «Теперь, когда я имею средства к существованию, я больше ничего не хочу делать, ибо в наше время существуют таланты, которые за два месяца делают то, что я обычно делал за два года, и, если я долго проживу, то, думается мне, что не пройдет много времени, как мы увидим, что все уже написано, а так как эти самые таланты делают так много и очень хорошо, что есть и такой человек, который ничего не делает, ибо таким образом для них остается больше дела».

Подобными и другими шутками отделывался фра Себастьяно, развлекаясь как человек по-настоящему остроумный и веселый, и, по правде говоря, лучшего товарища, чем он, никогда и не бывало.