Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих - Джорджо Вазари (1550)

Особенно хорошо получились у Кристофано гротески, так что лучшего и не увидишь; однако из-за некоторой незаконченности полного совершенства в них не было. Стефано же, наоборот, в некоторой степени не хватало тонкости и грации, а так как одним мазком он не умел расставить вещи по своим местам, то, будучи весьма прилежным, хотя это и стоило ему больших трудов, в конце концов придавал своим гротескам большую законченность и тонкость. Так они работали над этим фризом, соревнуясь друг с другом, и вложили в него столько стараний, что Кристофано научился у Стефано отделке, а Стефано у него научился большой смелости и мастеровитости. После этого они приступили к пышным гирляндам, обрамлявшим связками окна, причем Вазари закончил одну из них собственноручно, списывая с натуры живую зелень, а затем приказал Кристофано и Стефано подобным же образом закончить все остальное, поручив одну сторону окна одному, а другую – другому, обещав тому, кто лучше выполнит работу, пару красных чулок. Так началось их дружественное соревнование ради чести и пользы дела в изображении вещей от самых крупных до самых мелких, вроде зерен пшена или проса, пучков укропа и тому подобного, и гирлянды получились настолько прекрасными, что оба получили по паре красных чулок в награду от Вазари, которому пришлось порядочно потрудиться, чтобы уговорить Кристофано самостоятельно сделать часть рисунков для истории на будущем фризе, но тот на это так и не согласился, поэтому, пока Вазари делал их сам, написал на двух образах постройки с грацией и в хорошей манере и с таким совершенством, что и опытный мастер, даже имея перед глазами картоны, не сделал бы так, как сделал Кристофано; и поистине еще не было на свете живописца, который сам и без подготовительной работы сумел бы сделать то, что удавалось ему.

В то время, когда он закончил постройки на обоих образах, а Вазари заканчивал для названного фриза двадцать историй из Апокалипсиса, Кристофано на истории с изображением св. Георгия (голова которого – портрет папы Климента VII), совершающего трапезу с двенадцатью нищими, весьма естественно и живо написал весь накрытый стол.

После чего Вазари приступил к третьей истории, в то время как Стефано клал золото на обрамление первых двух, и устроили для этого подмостья на двух деревянных козлах. И в то время как Вазари с одного конца работал над тремя ангелами, явившимися в сиянии Аврааму в долине Мамврийской, Кристофано на другом конце писал какие-то постройки. Он всегда громоздил всякие скамейки, подставки, а то и перевернутые горшки и кастрюли, на которые взлезал, а так как был он человеком рассеянным, то и приключилось однажды, когда он хотел отойти, чтобы взглянуть на написанное, что он оступился, опрокинул скамейку, загремел с высоты шести локтей и расшибся так, что пришлось ему отворять кровь и по-настоящему его лечить, а то бы он, пожалуй, и умер. Еще хуже того стало ночью, когда размотались у него на руке, из которой спускали кровь, бинты (уж такой беспечный был он человек). Опасность была такова, что, если бы не заметил этого Стефано, который спал вместе с ним, отправился бы он на тот свет, к тому же в постель натекла целая лужа крови, а Стефано выбился из сил, когда приводил его в чувства. И вот Вазари, заботившийся о нем чрезвычайно, как о родном брате, приложил все старания, дабы поставить его на ноги, в чем, по правде говоря, он и нуждался, а выздоровел он только тогда, когда все работы были закончены.