Измышление одиночества - Пол Остер (1982)

Много лет спустя, когда О. наконец все объяснили, показалось, что это очень просто. Дед договорился с одним своим другом, что они будут Колдунами друг для друга. Вопрос «Могу я поговорить с Колдуном?» был сигналом, и человек на другом конце провода начинал перечислять масти: пики, черви, бубны, трефы. Когда доходил до нужной, звонивший что-нибудь произносил, что угодно, и это значило, что дальше не надо, после чего Колдун пускался перебирать достоинства: туз, двойка, тройка, четверка, пятерка и так далее. Опять дойдя до нужной, он вновь слышал, как его прерывает звонивший, складывал одно с другим и начинал повторять в трубку: пятерка червей, пятерка червей, пятерка червей.

* * *

«Книга памяти». Книга шестая.

Он находит, что это необычайно – даже в обычной действительности своего опыта: чувствовать свои ноги на земле, ощущать, как легкие расширяются и сокращаются в воздухе, которым он дышит, знать, что, если он будет ставить одну ногу впереди другой – окажется способен идти оттуда, где он сейчас, туда, куда направляется. Он считает, что это необычайно: некоторыми утрами, только проснувшись, нагибается завязать шнурки – и его затапливает счастьем до того сильным, счастьем, столь естественно и гармонично единым с внешним миром, что он себя чувствует живым в настоящем – том настоящем, что окружает и пропитывает его, что проламывается сквозь него внезапным ошеломляющим знанием, что он жив. И счастье, которое он в такой миг обнаруживает в себе, – необычайно. Необычайно оно или нет, он считает это счастье необычайным.

* * *

Иногда такое чувство, что мы бесцельно бродим по городу. Идем по улице, наобум сворачиваем на другую, останавливаемся полюбоваться на карниз здания, наклоняемся рассмотреть кляксу битума на тротуаре – она напоминает некие картины, что нам нравились, – смотрим на лица тех, кто проходит мимо по улице, и стараемся вообразить, что за жизни они в себе носят, забредаем пообедать в дешевый ресторанчик, вновь выходим из него и шагаем дальше к реке (если в этом городе есть река), смотреть на катерки, проплывающие мимо, или на большие суда у причалов в гавани, быть может, сами себе напеваем на ходу или насвистываем, а то и, быть может, пытаемся вспомнить что-то забытое. Иногда кажется, что мы никуда в особенности не идем, когда гуляем вот так по городу, что мы просто ищем способ провести время и что лишь наша усталость подсказывает нам, где и когда нам следует остановиться. Но так же, как один шаг неизбежно приведет к другому, так и одна мысль неизбежно вытекает из предыдущей, и в том случае, если одна мысль порождает не одну (а, скажем, две или три мысли, равные друг другу по своим последствиям), необходимо будет не только довести первую мысль до ее завершения, но и вернуться по своим следам к первоначальному положению той мысли, чтобы затем довести до заключения вторую мысль, за нею третью и так далее, и таким вот манером, попытайся мы создать у себя в уме образ этого процесса, начинает проступать сеть тропинок, словно изображение системы человеческого кровоснабжения (сердце, артерии, вены, капилляры), либо образ карты (городские улицы, к примеру, предпочтительно – большого города или даже просто дороги, какие нарисованы на картах с бензоколонок: они тянутся, пересекаются и петляют по всему континенту), поэтому когда мы бродим эдак по городу, на самом деле мы – думаем, причем думаем так, что из мыслей наших составляется путешествие, и путешествие это не больше и не меньше сделанных нами шагов, так что в конце мы можем уверенно сказать, что побывали в путешествии, и даже если мы не выходим при этом из комнаты, то было путешествие, и мы уверенно можем сказать, что где-то побывали, пусть и сами не знаем, где именно.

* * *