Последняя принцесса Индии - Мишель Моран (2015)

С того момента бабка делала вид, будто меня нет на свете. Поскольку с отцом она могла общаться только знаками, наш дом погрузился в тишину. Мне бы хотелось соврать вам, сказав, что после этого все было хорошо, что теперь я наслаждалась обретенным покоем, но это не так. Любой человек, которому довелось пожить в доме из яичных скорлупок, знает, насколько там все непрочно.

По утрам, когда Авани приходила одевать меня, мы больше не смеялись. Бабка сказала служанке, что я бесстыжая девчонка. Не знаю, поверила ей Авани или нет, но с тех пор мы уже не чувствовали себя свободно, общаясь друг с другом. Я видела, как служанка нянчится с Ануджей. Тогда мне казалось, что, будь я младше, покладистее, стыдливее, дела могли бы обстоять иначе. Постепенно я свыклась с тишиной в нашем доме, которая напоминала замерзшую реку: сверху – твердость и непроницаемость, а вся жизнь сосредоточилась под безжизненным льдом.

Глава 4

1846 год

Отец свято верил в то, что меня примут в дурга-дал рани и я стану членом ее элитной охраны. Он сдержал свое слово и уговорил соседа Шиваджи помогать ему в подготовке меня к тому дню, когда одна из дургаваси уйдет на покой. Когда это случится, никто не знает. Возможно, через месяц, возможно, через пять лет. Но когда бы это ни произошло, я должна быть наготове. Рани всегда охраняют десять женщин. Как только одна уходит на покой, объявляют состязание, чтобы найти ей замену.

Хотя у Шиваджи было трое сыновей и хватало забот, он приходил каждый день к нам домой и несколько часов учил меня. Я была единственным ребенком в нашей деревне, который вставал до рассвета, чтобы заниматься поэзией, санскритом, английским, хинди, а также боевыми искусствами, необходимыми для службы дургаваси, а именно владению саблей, борьбе и стрельбе из лука и огнестрельного оружия. Прежде чем я начала учиться искусству боя, моя голова была забита содержанием глупых книг, которые я читала вместе с папой. То были «Три мушкетера» и «Приключения Робин Гуда». В первый день обучения я надела новые награ. Эта кожаная обувь была довольно простой, но тогда мои башмаки, украшенные тиснением в форме красных и золотых цветков лотоса, казались мне самыми чудесными и экзотическими вещами на свете.

«Видишь эти толстые кожаные подошвы? – «написал» папа после того, как, вручив мне награ, перевернул их и продемонстрировал подошвы. – В них ты не будешь поскальзываться».

«Я буду ходить в них каждый день?» – не поверила я в собственную удачу.

«Да, и прежде всего, когда идет дождь».

«А это?» – Я указала рукой на зеленую ангаркху и хлопчатобумажную рубаху до колен, стягивающуюся на поясе, которые он принес вместе с башмаками.

«И это тоже для тебя. А вот чуридары».

Он протянул мне узкие зеленые штаны. Я никогда прежде не надевала на себя ничего подобного. Чуридары немного жали в области лодыжек и талии, но в ногах были свободными и не стесняли движений. Голову я повязала белым куском материи под названием муретха, чтобы пот не попадал в глаза. Признаться, я почувствовала себя очень сильной, облачившись во все это.

Но правда оказалась далека от мечты. Ничего хорошего не было в том, чтобы вставать в предрассветном холоде с кровати и начинать стрелять из лука в цель не раз, а сто раз, двести раз – до тех пор, пока все мои стрелы не попадали в цель. Летом в моей деревне бывало жарко и душно. Зимой дули холодные, пронизывающие ветра, которые проникали под одежду, как бы тепло я ни одевалась. Когда ты стоишь в открытом всем ветрам внутреннем дворике с холодным скимитаром[32] в руках, а потом сражаешься с мужчиной раза в три больше тебя массой тела, ничего подобного с тем, о чем читаешь в «Трех мушкетерах», не испытываешь. Тяжелая, изнуряющая работа.