Я думаю, что у рабочих классов накопилась целая куча вопросов, которые ими активно обсуждаются и насчет которых – я в этом глубоко убежден – рабочие сильно заблуждаются. Поэтому я обращаю ваше внимание на одно важное обстоятельство. Всегда, когда в какой-либо стране, где существует много разных классов, выстроенных, так сказать, по ранжиру, и где первый класс присваивает себе определенные привилегии, совершается революция, то на смену первому классу приходит второй. Поначалу этот второй класс, естественно, взывает к праву и справедливости, чтобы его поддержали другие классы. Но вот революция завершилась, и власть – в руках второго класса. Тогда он незамедлительно тоже обрастает привилегиями. Потом на смену ему приходит третий класс, за ним четвертый. Отвратительная картина, но такое всегда возможно, пока в самом низу находится класс, несущий издержки всех этих привилегий и оплачивающий их.

Однако случилось так, что в результате Февральской революции вся страна, весь народ, до самых своих глубин, либо фактически стал управлять самим собой, либо получил такую возможность благодаря всеобщему голосованию. И тогда, руководствуясь достойным сожаления, но довольно-таки естественным инстинктом подражания, он решил, что может избавиться от своих страданий, тоже обеспечив себя привилегиями. Тем не менее я полагаю, что право на кредит, право на труд и некоторые другие права представляют собой самые настоящие, истинные привилегии. (Движение в зале.)

Да, господа, они могли бы быть ему предоставлены, если бы под ним находился еще один класс, более многочисленный, чем весь наш народ, например триста миллионов китайцев, которые несли бы на себе издержки привилегий нашего народа. (Смех и возгласы согласия с оратором.) Но этого нет, и каждый из так называемых привилегированных, то есть люди из народа, оплачивают эти привилегии друг другу посредством некоего сложного механизма, и общей прибыли не получается, а наоборот, все страдают, тратясь на содержание этого механизма.

Вот так-то! Законодательное собрание может бороться против подобных претензий на привилегии, к которым, однако, нельзя относиться слишком поверхностно и легкомысленно, ибо так или иначе претензии эти искренни и чистосердечны. Больше того, вы просто обязаны бороться. Но как вы будете бороться с привилегиями и неправомерными выгодами, если вы отталкиваете целый рабочий класс, требующий для себя лишь разумного и вполне понятного, требующего просто-напросто справедливости и свободы? Я думаю, что вы сами же приобретете огромную силу и авторитет, выказав свою объективность и беспристрастие. К вам станут прислушиваться, относиться как к покровителям и защитникам всех классов, особенно рабочего класса, если вы проявите полное беспристрастие и справедливость по отношению к нему. (Горячее одобрение слева.)

Подвожу итог. Я отвергаю проект комиссии, потому что он представляет собой уловку, которая, как всякая уловка, отличается слабостью и несправедливостью. Я поддерживаю предложение г-на Морена, потому что оно основывается не на уловке, а на принципе. Лишь принципы способны удовлетворить умы, увлечь сердца и быть в унисоне с совестью. Нам говорят: неужто вы хотите провозгласить свободу просто из некоей платонической любви к свободе? Что касается меня, то я отвечаю: да, именно так, но я знаю, что свобода, хотя она и готовит народам немалые испытания, все-таки есть единственная вещь, которая просвещает людей, воспитывает, повышает уровень их нравственности. Без свободы есть лишь угнетение, и знайте, знайте хорошенько, вы, друзья порядка, что миновало время, если когда-либо вообще существовало, время, в которое можно основывать на угнетении союз классов, уважение законов, защиту интересов и спокойствие людей.

Комментарии

Прим. ред. – комментарии редактора французского Полного собрания сочинений Бастиа, изданного в XIX в.

Прим. амер. перев. – комментарии переводчика в американском издании.