Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

Отсюда следует, что если заключенный когда-то общественный договор рухнет, то вместе с ним рухнет все – общество, закон, мораль, справедливость, долг. «Каждый, – говорит Руссо, – возвращает себе свои изначальные права и свою естественную свободу, теряя свободу обусловленную, которая заменяла свободу природную».

А между тем надо четко знать, что требуется совсем немногое, чтобы нарушить общественный договор. Такое случается всякий раз, когда частное лицо не выполняет своих обязательств или нарушает какой-нибудь закон; когда убегает из-под стражи преступник, услышав от общества: «Нужно, чтобы ты умер»; когда гражданин отказывается платить налоги, когда счетовод обкрадывает государственную кассу. Тогда общественный договор исчезает, все моральные обязательства прекращаются, справедливости больше нет, отцы, матери, дети, супруги не должны друг другу ничего, каждый получает неограниченное право брать все, чего пожелает, – одним словом, все население возвращается в природное состояние.

Предоставляю читателю поразмышлять, какое опустошение должны произвести подобные доктрины во времена революций.

Они, эти доктрины, не менее пагубны и для индивидуальной морали. Всякий молодой человек, преисполненный дерзости и разнообразных желаний, вступая в мир, скажет самому себе: «Порывы моего сердца – это глас природы, а природа никогда не ошибается. Мешающие мне институции созданы людьми, они суть лишь произвольные соглашения, в заключении которых я не участвовал. Я растопчу эти институции и получу двойное удовольствие: удовлетворю мои склонности и буду чувствовать себя героем».

Напомню читателю одну печальную и горестную страницу из «Исповедей» Руссо:

«Мое третье дитя оказалось среди найденышей, как и двое первых. То же самое произошло и с двумя последующими, так как у меня было пять детей. Такое урегулирование показалось мне превосходным, и если я скрывал свою радость, то единственно потому, что щадил чувства их матери… Отдавая моих детей на государственное воспитание, я смотрел на самого себя как на члена республики Платона!»

Мабли. Нет нужды приводить цитаты из произведений аббата Мабли, чтобы доказать его греко-римскую манию. Он был как бы сделан из одного куска материала, ум его был узок, сердце гораздо менее чувствительное, чем у Руссо, идея излагалась менее темпераментно и не содержала посторонних примесей. Он был откровенным приверженцем Платона, то есть коммунистом. Убежденный, как и все классицисты, в том, что человек есть сырье для производства институций, сам он предпочитал быть, тоже как все классицисты, производителем, а не сырьем. Поэтому он мнил себя законодателем. Как таковой, он сначала пытался институировать Польшу, но не преуспел в этом. Потом он предложил англо-американцам отведать спартанской похлебки, но те отказались. Оскорбленный такой слепотой и глухотой, он предсказал им падение Союза и отвел на его существование всего пять лет.

Позвольте сделать мне здесь одну оговорку. Цитируя абсурдные и подрывные доктрины таких людей, как Фенелон, Роллен, Монтескье, Руссо, я совершенно не намеревался утверждать, что у этих великих писателей нет страниц, преисполненных разума и высокой нравственности. Но все ложное в их книгах проистекает из классической условности, а все истинное имеет совсем другой источник. В этом и заключается и этим иллюстрируется мой тезис о том, что образование, основанное исключительно на греческом и латыни, делает всех нас живыми противоречиями. Оно тянет нас в прошлое, прославляемое всесторонне, включая прославление ужасов, и все это в то время, когда христианство, этот дух века и основа здравого смысла, никогда не теряющего своих прав, показывает нам идеал нашего будущего.