Протекционизм и коммунизм - Фредерик Бастиа (2011)

Поскольку общество есть договор, каждый вправе формулировать в нем свои требования.

«Право регулировать условия общества принадлежит лишь тем, кто в это общество объединяется».

Но это не так-то просто сделать.

«Как люди будут их регулировать? С общего согласия или по внезапному наитию?…. Как слепое множество, часто не знающее, чего оно хочет, самостоятельно совершит столь великое и трудное дело как создание системы законодательства?… Для этого нужен законодатель».

Тем самым всеобщее голосование, допускаемое в теории, тотчас исчезает на практике.

Ибо как возьмется за такое дело законодатель, который должен быть человеком необыкновенным во всех отношениях, осмелившимся институировать целый народ, чувствующим себя способным изменить человеческую натуру, изменить нравственное и само физическое строение человека? Одним словом, такой законодатель должен изобрести некую машину и сделать ее из людей.

Руссо очень убедительно доказывает, что законодатель не может уповать ни на прямую силу, ни на силу убеждения. Как же выйти из положения? С помощью лжи и обмана.

«Во все времена это заставляло отцов народов прибегать к вмешательству небес и наделять богов своей собственной мудростью. Законодатель ссылается на этот высший разум, возвышающийся над вульгарными душами, и вкладывает свои решения в уста бессмертных, чтобы божественный авторитет заставил сдвинуться с места тех, кого удерживает обыкновенная человеческая осторожность. Но не каждому дано заставить говорить богов». («Боги», «бессмертные» – вот вам реминисценция классики!)

Как для его учителей Платона и Ликурга, как для его героев спартанцев и римлян, слова «труд» и «свобода» взаимно несовместимы по своему идейному содержанию. Поэтому, живя в соответствующем обществе, надо выбирать: либо отказаться быть свободным, либо умереть с голоду. Но тут появляется выход их затруднения – рабство.

«В тот самый момент, когда народ выделяет из своей среды своих представителей, он уже не свободен. Он больше не свободен!

У греков народ делал сам все, что ему нужно. Он беспрерывно собирался на площадях. Трудились за него рабы, а его главным делом была свобода. Но, лишившись прежних преимуществ, как сохранить прежние права? Вы начинаете больше заботиться о вашей выгоде, чем о вашей свободе и меньше опасаетесь превратиться в раба, чем стать нищим.

Как? Неужели свобода поддерживается лишь рабством? Быть может. Крайности сходятся. Все то, чего нет в природе, имеет свои неудобства, особенно это относится к обществу. Бывают такие злосчастные положения, когда можно спасти собственную свободу лишь за счет свободы другого и когда гражданин в высшей степени свободен только при условии, что раб есть в высшей степени раб. Именно так было в Спарте. У вас, нынешних народов, нет рабов, но вы сами рабы…» и т. д.

Вот она, классическая условность. Древние имели рабов, потому что обладали грубыми инстинктами. Однако, согласно традиции колледжей, все, что они творили, прекрасно, и древним приписываются утонченные соображения касательно квинтэссенции свободы.

Руссо противополагает естественное состояние состоянию социальному, и это противополагание губительно воздействует на мораль как индивида, так и государства и общества. По его системе получается, что общество есть результат договора, порождающего закон, который, в свою очередь, вытаскивает откуда-то из ничего справедливость и нравственность. В природном состоянии нет ни нравственности, ни справедливости. Отец ничем не обязан сыну, сын отцу, муж жене, жена мужу. «Я не должен ничего тому, кому я ничего не обещал; я признаю за другим только то, чего мне самому не нужно; у меня есть неограниченное право на все то, что мне понравится и что я могу взять».