Цветок для её величества - Райан Рюбен, Каролин Вермаль (2014)

Примитивная изгородь из кольев и веревок отмечала участок, на котором собрались мужчины и женщины, радостно беседуя. Они сидели за наскоро сколоченными столами, уставленными пирогами и чаем. Дети в праздничной воскресной одежде наслаждались погожим днем, пока дождь не разогнал их по домам.

Наспех намалеванную вывеску прислонили к изгороди у дороги. На ней значилось: «Садовый питомник Мэссона». В центре всеобщего внимания был Фрэнсис Мэссон. Каждый гость поздравлял его с успешным путешествием и предстоящей свадьбой. Его невеста Констанция Эверидж светилась от гордости и не отходила от Фрэнсиса ни на шаг.

Неделю назад Мэссон вновь ступил на британскую землю. В Холлингборне он появился только накануне. До этого у него даже не было времени погоревать о матери, потому что на следующий же день Констанция и ее мать организовали неожиданный праздник, чтобы отметить его возвращение. Теперь Фрэнсис сидел в кругу родственников и друзей. Сейчас он был богат, его мечта о саде осуществилась, и после трех месяцев плавания путешественник наконец прибыл домой. И все же, как никогда в жизни, Фрэнсис чувствовал себя не в своей тарелке.

Констанция едва переводила дух, болтая со всеми гостями. Она была вне себя от счастья, что скоро выйдет замуж, и порхала от одной группы гостей к другой. Сопротивляющегося жениха она таскала за собой. У Мэссона же возникло чувство, что он — участник с треском провалившегося спектакля.

Его внимание снова и снова переключалось с бесконечной болтовни на аккуратно разделенные поля и пастбища родины. На мысе Доброй Надежды он удивлялся, что на глаза все время попадал какой-нибудь кусок пустоши. Там вели постоянную битву, чтобы обуздать землю. Если на время оставить эти усилия, дикая природа немедленно отвоевывала все, что у нее отняли. Даже во время такой засухи английский ландшафт разительно отличался от того, из которого ботаник недавно выбрался. Здесь были крошащиеся меловые утесы, иногда возвышавшиеся посреди холмов. Они вплотную подходили к равнинам и придавали им разнообразие, гармонично вписываясь в окрестности. Напротив, слоистые горы из песчаника в Капском регионе создавали впечатление гигантской битвы между стихиями. Они ничего не отдавали сами, только лишь то, что человек забирал у них силой. Все в том краю было намного больше, дальше, тяжелее — земли, небо и сама жизнь.

Образ последнего ясного дня в Кейптауне, который Мэссон запомнил навечно, вызывал невыносимую боль, разрывающую все в груди и пронизывающую каждую клеточку его тела. Воспоминания о Джейн заполнили все его существо. Тот восход солнца, прикосновение ее губ… Как такое воспоминание может быть столь реальным, столь сильным? Печаль и ликование соединились, вызывая меланхолию, которую Фрэнсис хотел утаить от Констанции.

Мать Констанции отвела дочь в сторону, чтобы обговорить свадебную церемонию. Мэссон извинился и отошел в рощицу неподалеку, где присел на большой дубовый пень в тени граба и наслаждался передышкой.

С тех пор как Фрэнсис покинул Кейптаун, он все время носил с собой дневник. Держа его вдали от любопытных глаз Констанции и ее гостей, Мэссон вытащил книжицу из кармана и раскрыл на странице, где нарисовал портрет Джейн. Каждый раз, когда он разглядывал ее, сердце его разрывалось.

Утром Мэссон получил письмо от Тунберга, которое тот передал с кораблем Вест-Индской компании «Йонг Томас». Судно отправилось через неделю после отъезда Мэссона из Кейптауна, но задержалось, получив повреждения после шторма в Бискайском заливе. Тунберг сообщил Фрэнсису, что Джейн купила билет на английское торговое судно под названием «Своллоу». Приняв во внимание задержку «Йонга Томаса» и то, что, возможно, «Своллоу» не получит никаких повреждений по пути, Мэссон решил, что Джейн должна прибыть в Плимут через неделю.