Цветок для её величества - Райан Рюбен, Каролин Вермаль (2014)

— Не сдерживайте себя, просто возьмите один или берите все, — бросил Тунберг мимоходом, махнув рукой. — Там, куда мы отправляемся, вам пригодится любой клочок бумаги, а у меня еще достаточно таких записных книжек. Только вы мне сделайте ответную услугу: сходите в кладовку за небольшим бочонком водки и выпечкой. Первая дверь направо, потом комната в самом конце. Все на средней полке.

— Вы действительно считаете, что с помощью водки мы сможем быстрее добраться до Двуречья? — возразил Мэссон.

Тунберг поднял несколько больших пустых бокалов и терпеливо объяснил:

— Водка, мой дорогой Мэссон, предназначается для консервации насекомых или амфибий, которых мы, возможно, найдем по пути. Идет к тому, что мы будем проезжать по неизвестным землям, и я рассчитываю открыть больше, чем ваш один-единственный цветок.

— Конечно, — озадаченно ответил Мэссон. — Значит, первая дверь направо, потом последняя комната, все на средней полке, правильно?

— И не забудьте выпечку!

— А выпечка, несомненно, отлично защищает от малярии, не так ли?

— Не смешите меня. Там, куда мы собираемся, нет малярии. Нет, просто я уже много часов не ел ничего путного!

Мэссон отправился на поиски. Когда он положил руку на ручку двери, Тунберг шепнул:

— Мэссон! Будьте внимательны, не разбудите старого Питерзона, когда зайдете в кладовку. Помните, нам нужна его поддержка!

Мэссон открыл дверь и пошел на ощупь через прихожую. Потом он отворил первую дверь справа, которая вела в длинную столовую. Пересекая комнату, он крепко держался за стулья, боясь поскользнуться на полированном полу. Он медленно прошел до конца комнаты, где, по словам Тунберга, и находилась дверь в кладовку.

Когда Фрэнсис подошел ближе, ему почудилось, что он слышит странные звуки из соседней комнаты. Он приложил ухо к двери и различил ритмичное поскрипывание и страстные стоны.

Вдруг дверь в комнату распахнулась, сноп света упал в столовую. На пороге стояла полногрудая негритянка и смотрела на Мэссона. На ней не было ничего, кроме ночной сорочки (женщина стояла против света, и сорочка казалась совершенно прозрачной). Незваный гость оказался так растерян и шокирован, что просто стоял и смотрел на женщину.

— Прошу прощения, милостивая сударыня, — начал он наконец, когда немного пришел в себя. Но женщина прикрыла руками рот и так пронзительно завизжала, что Мэссону показалось, что стражники из Кейптауна услышат ее и прибегут сюда.

Фрэнсис попытался ее успокоить, но сделал только хуже. Негритянка развернулась и бросилась в комнату. Мэссон преследовал ее по пятам, упрямо пытаясь извиниться. Но когда он ступил на порог, то остановился как вкопанный. Он ошеломленно смотрел на картину, открывшуюся его глазам. Вся комната оказалась набитой высушенными образцами растений: от полированного пола до потолочных балок, на которых покоилась крыша. Любой квадратный сантиметр площади, не занятый растениями, был завален научной литературой, пробирками с цветочными луковицами или корешками, деревянными сундуками или шкатулками с аккуратными подписями. Эта невероятная естественнонаучная коллекция напомнила Мэссону кабинет Бэнкса. Но если та коллекция выглядела как музей, то эта комната походила на лабораторию.

Крики женщины наконец стихли, она напрасно пыталась спрятаться за спиной тощего как жердь морщинистого старика, который сидел в кресле-каталке. На нем не было ничего, кроме фланелевой ночной сорочки и большого колпака.

Когда Мэссон обнаружил эту парочку, его охватило глубокое смущение. И куда бы он ни смотрел, его взгляд постоянно возвращался к старику и пышногрудой негритянке. Чтобы еще больше не впасть в ступор, Фрэнсис развернулся и хотел уйти, но возмущенный голос старика остановил его.

— Кто вы такой? — прогрохотал он с мощью, на которую только были способны старческие легкие, и указал пальцем на чулки Мэссона. — Почему вы здесь шастаете?