Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

Татьяне так хотелось коснуться его! Но Даша не отходила от жениха. Ни на шаг. Татьяна даже не могла встретиться с ним глазами. Она заварила чай, положила туда сахар – какое счастье. Сварила три картофелины с ячменем. Разломила хлеб. Они поели.

После она попросила у Александра мыла, нагрела воды на буржуйке и вымыла лицо и руки.

– Спасибо, Александр, – облегченно вздохнула она. – А о Дмитрии ничего не слышно?

– Пожалуйста. О Дмитрии ничего не слышно. А тебе он не пишет?

Татьяна покачала головой.

– Саша, у меня начали выпадать волосы, – пожаловалась Даша. – Смотри.

Она дернула себя за волосы. Длинная черная прядь так и осталась у нее в руке.

– Не надо, Даша, – попросил он, оборачиваясь к Татьяне. – Таня, а у тебя волосы тоже выпадают?

Его взгляд грел не хуже буржуйки.

– Нет, – пробормотала она. – Если вдруг начнут, за одну ночь я стану лысой. Но у меня цинга. – Она вытерла рот, боясь, что на губах останутся следы крови. – Хоть бы апельсины помогли.

– Съешь все, прямо с кожурой, только не сразу. Кстати, девочки, не выходите по вечерам из дома. Это опасно.

– Не будем.

– И всегда запирайте двери.

– Мы всегда запираем.

– Тогда как получилось, что я потянул за ручку и вошел?

– Это все Таня. Она оставила дверь открытой.

– Нечего все валить на сестру. Говорю же, проверяйте чертову дверь.

После ужина Александр принес из кухни пилу и распилил обеденный стол и стулья на маленькие брусочки, так, чтобы поместились в буржуйке. Пока он работал, Татьяна стояла рядом. Даша, завернувшись в одеяла, сидела на кушетке. В комнате стоял холод. Они никогда сюда не входили: спали и ели в другой комнате, где окна были целы.

– Александр, сколько тонн муки сейчас идет на наш хлеб? – спросила Татьяна, складывая дрова в угол.

– Не знаю.

– Александр!

Тяжелый вздох.

– Пятьсот.

– Пятьсот тонн?

– Да.

– Пятьсот, – мечтательно протянула Даша. – Как много!

– Александр!

– Я молчу.

– А в июле? Сколько уходило в июле? – не унималась Татьяна.

– Что я, заведую продовольствием? Что ты меня пытаешь?

– Отвечай! Сколько?

Очередной вздох.

– Семь тысяч двести.

Татьяна ничего не ответила. Только искоса посмотрела на сестру. Но Даша уже ушла в свои мысли. Немигающие глаза смотрели на Александра.

– Что же, во всем есть хорошие стороны: пятьсот тонн лучше, чем ничего! – жизнерадостно прочирикала Татьяна.

Все трое, устроившись на кушетке, прижались друг к другу, озаренные только слабым светом буржуйки, почти не разгонявшим полумрак. Александр сидел между сестрами. На Татьяне были сшитые мамой телогрейка и стеганые штаны. Отвороты ушанки, подвязанные под подбородком, прикрывали лоб и уши. На виду оставались только нос и рот. Ноги всех троих прикрывало одно одеяло. В какой-то момент Татьяне захотелось спать. Она положила голову на плечо Александра. Его рука легла ей на колено.

– Есть такое выражение, – обронил он. – «Хотел бы я быть немецким солдатом с русским генералом, британским вооружением и американским пайком».

– С меня хватило бы и американского пайка, – хмыкнула Татьяна. – Александр, теперь, когда американцы вступили в войну, нам станет легче?

– Думаю, да.

– Думаешь или точно знаешь?

– Абсолютно точно. Во всяком случае, у нас появилась надежда.

– Если мы сумеем выбраться из этой передряги живыми, – послышался голос Даши, – клянусь, немедленно уедем из Ленинграда к Черному морю, где никогда не бывает холодно.

– Вряд ли в России найдется такое место, – покачал головой Александр. Очевидно, армию снабдили зимним обмундированием, потому что он был в полушубке и ушанке. – Мы слишком далеко к северу. Зимы в России всегда холодны. Разве что уехать в Среднюю Азию.

– А есть такое место на земле, где температура не опускается ниже нуля?

– Аризона.