Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

– На веранде. А ты? Хорошо выспался? Наверное, тебе было неудобно спать в одежде. Но я никак не могла тебя разбудить…

– Но пыталась? – спокойно осведомился Александр.

– Только что в воздух не стреляла, чтобы поднять тебя из-за стола и уложить.

– Не нужно стрелять в воздух. Пуля обязательно упадет на землю. – Вспомнив прикосновение ее губ, он с ухмылкой прошептал: – Зато ты сняла с меня носки и ремень. Могла бы и дальше пойти.

– Могла бы, да поднять не сумела, – покраснев, промямлила Татьяна. – Как ты себя чувствуешь сегодня утром, после всей этой водки?

– Лучше не бывает. А ты?

– Тоже неплохо. А у тебя ничего нет на смену? – спросила она, оглядывая его.

– Ничего.

– Снимешь все, я постираю. А если собираешься погостить, у меня найдется штатская одежда.

– А ты хочешь, чтобы я остался?

– Конечно, – сдержанно ответила Татьяна. – Должен же ты отдохнуть после такого пути!

– Таня, – неожиданно выпалил Александр, шагнув к ней, – теперь, когда я в полном сознании, расскажи о Дмитрии!

– Нет. Не могу. Немного погодя, но не…

– Таня, ты знаешь, что я столкнулся с ним две недели назад и он сказал, что не встречался с тобой в Кобоне?

– А ты спрашивал?

– Разумеется.

Татьяна покачала головой и уставилась куда-то в пространство.

– Да видел он нас, видел… только…

Ведро качнулось. Молоко выплеснулось.

Пока они шли, Александр рассказывал о Ленинграде, боях и потерях Гитлера, об овощах, росших по всему городу.

– Представляешь, Таня, площадь перед Исаакиевским собором засажена капустой и картофелем. И желтыми тюльпанами. Что ты об этом думаешь?

– Должно быть, здорово, – выговорила она тоном, не содержавшим никакого намека на то, что было у них в Исаакиевском. Бесстрастным.

Все, что угодно, лишь бы она не грустила в такое утро! Но может, ему придется преодолеть слишком многое, прежде чем он дождется от нее утренней улыбки?

– А нормы повысили? – поинтересовалась Татьяна.

– Триста граммов по иждивенческой карточке. Шестьсот – по рабочей. Говорят, что скоро появится белый хлеб. Ленсовет обещал.

– Что ж, кормить миллион жителей куда легче, чем три.

– Теперь уже меньше миллиона. Многих эвакуировали баржами через озеро, – сообщил Александр и, сменив тему, заметил: – Вижу, в Лазареве хлеба вдосталь. И не только…

– Всех похоронили?

Александр едва слышно вздохнул.

– Я руководил рытьем могил на Пискаревском кладбище.

– Рытьем?

От нее ничто не укроется.

– Пришлось закладывать мины, чтобы взрывать…

– Братские могилы? – перебила она.

– Таня… не надо.

– Ты прав, давай не будем об этом. О, смотри, мы уже дома.

Она поспешила к крыльцу. Раздосадованный Александр догнал ее.

– Не покажешь мне эту одежду? Хотелось бы переодеться во что-то другое.

Татьяна подошла к стоявшему у печи сундуку и уже хотела открыть его, как из другой комнаты окликнула Дуся:

– Танюша! Это ты?

– Доброе утро, деточка, – вторила Наира. – Самовар поставила?

– Сейчас поставлю, Наира Михайловна.

Из другой комнаты выползла Раиса.

– Не найдешь минутку отвести меня в нужник, Танечка?

– Конечно.

Татьяна отошла от сундука.

– Покажу позже, – пообещала она.

– Нет, Таня, – нетерпеливо оборвал Александр. – Сейчас, и ни минутой позже.

– Александр, я так не могу. Раиса плохо ходит. Видишь, как она трясется! Неужели пяти минут не подождешь?

Ну что тут поделаешь?

– Могу и дольше. Вчера едва ли не всю ночь просидел с тобой и с твоими новыми друзьями.

Она прикусила губу.

– Ладно-ладно, – вздохнул он. – Где твой самовар? – Он ничего не мог с собой поделать: счастье захлестнуло душу, и он до того сходил по ней с ума, что не мог долго обижаться. – Хочешь, поставлю сам?

Татьяна серьезно кивнула, очевидно, и не думая кокетничать.