Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

Она тяжело дышала, неверяще глядя на Александра, втягивая холодный воздух, и вспоминала Каму, ледяную воду, каждое утро омывавшую их обнаженные тела, вспоминала, как Александр пытался скрыть от нее те уголки своей души, куда, как он надеялся, она не заглянет. Но в Лазареве ее глаза видели лишь восходы над рекой. Только здесь, в холодном, унылом Ленинграде, все обнажилось, высветились все контрасты: свет и тень, день и ночь.

– Хочешь сказать, не важно, сбежишь ты или останешься, со мной все равно покончено?

Александр молчал.

Он прятал от нее исказившееся мукой лицо.

Шарф сполз с головы Татьяны. Она онемело стащила его и смяла в руках.

– Неудивительно, что ты не мог мне сказать. Но как я могла не видеть? – прошептала она.

– Как? Да потому что ты никогда не думаешь о себе, – объяснил Александр. – Поэтому я и хотел, чтобы ты оставалась в Лазареве, как можно дальше от меня и этих мест.

Татьяна, вздрогнув, сунула руки в карманы пальто.

– И что ты думал? Что таким образом спасешь меня? – Она устало покачала головой. – Сколько, по-твоему, потребуется председателю сельсовета, того самого, что находится возле бани, получить телеграмму из Ленинграда и явиться ко мне, чтобы задать несколько вопросов?

– Поэтому мне так нравилось Лазарево, – признался он, не глядя на нее. – Там нет телеграфа.

– Именно поэтому ты так любил Лазарево?

Александр опустил голову. Карие глаза напоминали замерзшие вишни, изо рта вырывались клубы пара. Прижавшись спиной к перилам, он тихо спросил:

– Теперь ты видишь? Теперь понимаешь? Твои глаза открылись?

– Теперь я вижу.

Все.

– Теперь я понимаю.

Все.

– Мои глаза открыты.

– И осознаешь, что у нас один-единственный выход?

Татьяна оценивающе прищурила глаза и, не отвечая, попятилась прочь, но запуталась в шарфе и упала на изуродованный пустынный мост под плачущим небом. Александр, подбежав, помог ей встать, но тут же отступил. Не смог заставить себя касаться ее дольше, чем это было необходимо.

Татьяна увидела и это. И ей на мгновение тоже стало невыносимо его касаться. Но только на мгновение. Неожиданно мрак прорезал луч света. Ослепительно яркого света! Он ударил ей в глаза, и она бросилась к этому лучу. Полетела, зная, что это такое, и, прежде чем открыть рот и заговорить, ощутила такое облегчение, словно с плеч… его плеч и ее плеч… свалилась непомерная тяжесть.

Теперь она смотрела на Александра новыми глазами. Прояснившимися.

Тот ошеломленно уставился на нее. Татьяна протянула ему руки и тихо попросила:

– Шура, смотри, смотри сюда.

Он смотрел на нее.

– Вокруг тебя тьма, – пояснила она. – Но перед тобой стою я.

Он смотрел на нее.

– Видишь меня? – прошептала она.

– Да, – так же слабо откликнулся он.

Она подступила ближе, спотыкаясь о куски разбитого гранита. Александр опустился на землю.

Татьяна несколько секунд изучала его, затем встала на колени. Александр закрыл лицо дрожащими руками.

– Дорогой, милый мой муж! О боже, Шура, только не бойся. Ты выслушаешь меня? Нет, не отворачивайся.

Александр отвернулся.

– Шура, – продолжала она, стискивая кулаки, чтобы не сорваться. Стоп. Дыши ровнее. Проси Бога о силе. – Думаешь, что единственный выход – твоя смерть? Помнишь, что я сказала тебе в Лазареве? Помнишь меня в Лазареве? Я не могу вынести мысли о твоей гибели. И я сделаю все, все, что могу в своей жалкой ничтожной жизни, чтобы этого не случилось. Чтобы уберечь тебя. Здесь, в Советском Союзе, у тебя нет ни единого шанса. Ни единого. Все равно тебя убьют, либо немцы, либо коммунисты. Это их единственная цель. А если ты погибнешь, это означает, что я до последних дней буду есть ядовитые грибы в Советском Союзе, одна и без тебя. И тебе это известно. Твоя величайшая жертва будет принесена во имя моей жизни во тьме. Ты хотел, чтобы мое любящее лицо больше не преследовало тебя?