Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

Выйдя через позолоченные ворота из кованого чугуна на набережную Невы, они молча направились вверх. Слабея с каждой минутой, Татьяна взяла Александра под руку и заставила замедлить шаг.

– Я больше не могу ходить с тобой по улицам нашей жизни, – хрипло объяснила она.

С набережной они свернули в Таврический сад. Прошли их скамью на улице Салтыкова-Щедрина, вдоль затейливой железной ограды, посмотрели друг на друга и повернули назад. И дружно уселись. Посидев немного, она встала и устроилась на коленях у Александра.

– Вот так-то лучше, – шепнула она, прижимаясь головой к его виску.

– Да. Так-то лучше.

Они молча сидели на холоде. Татьяна мучительно пыталась заглушить боль сердечных ран.

– Почему у нас не может быть даже того, что есть у Инги и Станислава? Да, пусть в Советском Союзе, но они двадцать лет вместе. Двадцать лет.

– Потому что они стукачи. Потому что продали души за двухкомнатную квартиру и даже ее лишились. Мы с тобой слишком многого хотим от советской жизни.

– Мне от этой жизни ничего не надо. Только тебя.

– Меня, и горячую воду, и электричество, и маленький домик в глуши, и государства, которое не требует твою жизнь в обмен на такие мелочи.

– Нет, – упрямо повторила Татьяна. – Только тебя.

Александр завязал ей голову шарфом и всмотрелся в побледневшее личико.

– И государства, которое не требует твою жизнь в обмен на меня.

– Должно же государство что-то требовать, – вздохнула она. – В конце концов, оно защищает нас от Гитлера.

– Да. Но кто защитит тебя и меня от государства?

Татьяна крепче сжала руки. Она должна любой ценой помочь Александру. Но как? Каким образом? Как спасти его?

– Разве не видишь? Мы живем в государстве, где постоянно идет война. Коммунизм – это война с тобой и со мной. Поэтому я и хотел спрятать тебя в Лазареве. Пока война не окончится.

– Ты выбрал не то место, – покачала головой Татьяна. – Сам сказал, что во всем Советском Союзе не найдется безопасного уголка. Кроме того, война будет долгой. Немало времени уйдет на то, чтобы переделать наши души.

Александр стиснул ее и пробормотал:

– Я скоро вообще перестану с тобой разговаривать. Ты когда-нибудь забываешь то, что я сказал?

– Ни единого слова. Ты же знаешь. И каждый день я боюсь, что больше у меня ничего не осталось, – заверила Татьяна и, просветлев, добавила: – Хочешь услышать шутку?

– Просто умираю.

– Когда мы поженимся, я буду делить с тобой все беды и печали.

– Какие беды? Нет у меня никаких бед, – проворчал Александр.

– Я сказала, когда мы поженимся, – поправила Татьяна. Распухшие от слез глаза сияли. – Ты должен признать, что твое желание погибнуть на фронте, дабы я могла жить и дальше в Советском Союзе, и мое намерение повеситься над ванной, что бы ты смог жить в Америке, – довольно забавная история, причем остроумно рассказанная. Не думаешь?

– Угу. Но поскольку родственников у нас нет, то некому будет ее поведать.

– Именно, – кивнула Татьяна. – Совершенно в греческом стиле, не находишь?

Она улыбнулась, но тут же сморщилась.

– Как это только у тебя выходит? – усмехнулся он. – Суметь найти утешение даже в этом!

– Потому что сам хозяин меня утешает, – пояснила она, целуя его в лоб.

– Ничего себе хозяин! Не способен заставить даже такую крохотную тростинку, как моя жена, остаться в Лазареве!

– Что, муженек? – встрепенулась она, ощутив его взгляд. – О чем ты думаешь?

– Таня… у нас с тобой был только один момент. Единственный момент во времени, твоем и моем, один только миг, когда была возможна другая жизнь.

Он поцеловал ее в губы.

Подняв голову от мороженого, Татьяна увидела военного, смотревшего на нее с другой стороны улицы.

– Я знаю этот момент, – прошептала она.

– Жалеешь, что я тогда перешел улицу?