Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Мой куплет с готовностью подхватил весь двор – уроженцы Англии и иностранные гости. Мужчины стали притопывать на месте и постукивать посохами, а женщины похлопывали сложенными веерами по тыльной стороне кисти или хлопали в ладоши. Безучастным не остался никто – придворные пели во весь голос, глядя на униженного Роберта, который в конце концов не сдержался и бросился бежать из зала для приемов. Но скрыться ему не удалось – эти слова разносились по всему дворцу, их напевали слуги, передавая куплет из уст в уста по коридорам, покоям и кухням. Незамысловатая песенка преследовала его и дальше, во дворе и конюшнях, где его, должно быть, ждал верный черный скакун.

О Бесс, сей плут живет мечтами,

Его проступков уж не счесть.

О том, что больше он не с нами,

Нам сообщи благую весть!

О Бесс, сей плут живет мечтами,

Его проступков уж не счесть.

О том, что больше он не с нами,

Нам сообщи благую весть!

Я смотрела ему вслед и все гадала, действительно ли он сделал это? Убил свою жену из злого умысла или же руками своих нетерпеливых и безумных слуг? Я не знала правды, и мне придется смириться с тем, что я никогда ее и не узнаю. Не сомневалась я лишь в одном: ему нельзя доверять. Опасения моих подданных были небезосновательными, но, как бы то ни было, я никогда бы не вышла за него. Такая мысль не закрадывалась мне в голову, даже когда я была к нему благосклонна и многое ему позволяла. В дальнейшем всякий раз, когда я изнывала от одиночества и хотела обратиться к человеку, которому смогла бы доверить самые мрачные свои тайны, я вспоминала об Эми. Ее призрачный силуэт всегда возникал перед моим мысленным взором, напоминая о том, что нельзя отдавать слишком много, иначе предательство будет особенно нестерпимым.

Я вспоминала о нем до конца своих дней, а когда он умер, заперлась в своих покоях и расплакалась над его последним письмом. Целыми днями я сидела, съежившись на полу в углу своей опочивальни, как, должно быть, сидела здесь когда-то моя бедная безумная сестра после того, как Филипп отверг ее, а все те дети, которых она якобы вынашивала в своей утробе, оказались лишь выдумкой, порожденной пустыми надеждами.

Спустя три дня я вытерла слезы, поднялась на ноги, переоделась, надела лучшие свои жемчуга и яркий рыжий парик, скрывающий залысины на моей голове, и стала жить дальше – ради Англии. Я нужна была своему народу, я была их Глорианой, их Божией Милостью Бесс. Но больше всего мне нравилось, когда меня тепло называли «наша Елизавета». За свою долгую жизнь я получила один очень ценный урок – я поняла наконец, что была по-настоящему любима народом Англии, а это не шло ни в какое сравнение даже с самой бурной страстью, какую может испытывать мужчина. Я была Елизаветой Английской, я не принадлежала ни Роберту, ни другому мужчине.

Я никогда не стала бы просто леди Бесс. Ведь я не была на самом деле мраморной статуей, хоть и пыталась забелить свое стареющее лицо. Я была женщиной из плоти и крови. Я жила и дышала, смеялась, любила, злилась и плакала, но было во мне и нечто большее – я вселила в людей веру, подарила им надежду и смелость, гордость и целеустремленность. Они целовали мне руки и подол платья, пытаясь соприкоснуться с вольным духом и горячим сердцем самой Англии. Со мною они стали немного ближе к Богу, благодаря своим белым одеждам, жемчугам и огненным волосам я стала для них символом надежды. Со мною они пережили все испытания и искушения, ниспосланные Господом нашему маленькому, но гордому народу. Я сумела стереть тонкую грань между величием и божественностью, между Девой Марией и английской королевой-девственницей Елизаветой, и мне того было довольно. Именно этого я и жаждала всем своим пылким сердцем.

Эпилог

Виндзорский дворец, Лондон, 27–28 ноября 1560 года