Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

Я прошла через толпу прибывших на нашу свадьбу гостей с позолоченным деревянным коромыслом на плечах, украшенным резьбой в виде херувимов, цветочных гирлянд, резвящихся коз и овец. С его концов свисали два позолоченных ведерка, наполненных вкуснейшим холодным молоком. А Пирто, радостно улыбаясь, будто это она была матерью счастливой невесты, шла со мной рядом с огромным золотым подносом, заставленным специально для этого случая изготовленными глиняными чашками, выполненными в форме прекрасной, полной женской груди. Их мы оставляли всем на память, чтобы наши знатные гости забрали их домой и вспоминали этот день, снова и снова желая нам счастья, удачи и множества здоровых детишек.

Несколько лет назад мой отец познакомился на ярмарке шерсти с одним человеком, ученым, изучающим античное искусство, и тот поведал ему историю о кубках, сделанных по слепку с безукоризненных грудей Елены Троянской. Эта история поразила батюшкино воображение, он запомнил ее и поклялся, что в день моей свадьбы изготовит для меня нечто подобное, и я знала, что ему будет очень приятно выполнить свое обещание. Некоторые, разумеется, удивлялись и даже смущались, получив такие необычные подарки, но мне было все равно; улыбка на отцовском лице была мне дороже всех кубков мира.

Первым я угостила короля, ведь он был на нашем пиру самым почетным гостем, но когда я с кроткой улыбкой поклонилась и робко протянула ему одну из этих особых чаш, наполненную молоком, он даже не улыбнулся. Гордо расправив плечи, юный Эдуард сидел в своем портшезе, украшенном белыми розами, хвойными ветвями, нежным золотым кружевом и кремовыми атласными бантами, и неприязненно смотрел на меня, поджав губы. Его глаза показались мне тогда холодными, словно мрамор с синими прожилками, а руки он сложил на груди поверх своего кремово-золотого камзола так, что, казалось, дождаться не мог, когда же церемония подойдет к концу и ему можно будет отправиться домой. Он был уж чересчур напыщенным и мрачным как для двенадцатилетнего мальчика. Должно быть, понятие «веселье» ему было попросту незнакомо. Ему бы бегать и резвиться, играть со сверстниками, бросаться яблоками в прохожих, кувыркаться во ржи, рыбачить, мочить босые ноги в реке, а не сидеть здесь с печальным и суровым видом, словно древний старец, уже переживший все счастливые мгновения своей жизни и всех, кого он когда-то любил. Я нисколько не сомневалась, что волосы его, скрытые сейчас под кремово-золотой шляпой с пером, седые, а не рыжие, потому что он уже был рожден старым, и Господь не наделил его добрым нравом.

Испугавшись, что я, сама того не желая, чем-то обидела короля, я попятилась, чувствуя, как глаза мои наполняются слезами, но Роберт, в желтом камзоле, расшитом дубовыми листьями, желудями и плющом, крепко обнял меня, прижал к своей груди, поцеловал в щеку и велел не бояться, пояснив такое поведение Эдуарда тем, что у него непростой характер.

– Он может быть королем Англии, но это не мешает ему быть еще и эгоистичным маленьким ублюдком, хладнокровным, как сам дьявол, – прошептал он мне на ухо, незаметно для всех покусывая мочку, отчего мои колени задрожали в сладостном томлении. – Зато я – и это самое главное – люблю свою лютиковую невесту. И даже хорошо, что Эдуарда ты не впечатлила, не хотел бы я обзавестись столь серьезным соперником, как сам король. Запомни, леди Дадли: когда я представлю тебя ко двору и ты покоришь там всех и каждого, ты должна будешь оставаться гордой и неприступной, так как ты – только моя.