Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

От этих его слов лицо мое озарила счастливая улыбка, я обвила руками его шею, приподнялась на цыпочки и расцеловала своего жениха. Как же мне хотелось остаться с ним наедине! Хотя пир едва успел начаться, не только королю хотелось, чтобы он поскорее завершился, – мне не терпелось взойти с мужем на супружеское ложе, избавиться от всех наших изысканных одежд и ласкать губами и руками друг друга. Но долг велел нам поступить иначе – я должна была и дальше разносить молоко, оказывая радушный прием нашим гостям, а их было так много, что некоторых я и вовсе видела впервые. Боюсь, многие тогда обиделись, потому что я их не знала, несмотря на знаменитые, громкие имена. Их, должно быть, раздражало отсутствие даже тени узнавания в моих глазах, моя неуверенная, смущенная улыбка и мои неуклюжие попытки завести с ними разговор. Но все они улыбались Роберту, когда он проходил мимо них, источая непоколебимую уверенность и обаяние. «Мне и самой стоит стараться получше, – мысленно велела я себе, – ведь я не могу разочаровать его. Нужно учиться быть обходительной дамой, какой и должна быть леди Дадли, чтобы супруг не стыдился выходить со мной в свет, идти под руку с невежественной дочерью норфолкского сквайра.

Я все еще подавала гостям молоко, когда впервые увидела ее. Я замерла на месте, вдруг осознав, что чувствует человек, внезапно заметив затаившуюся в траве змею, когда мой взор упал на высокую худощавую женщину, чья кожа была бела, словно жемчуг, украшавший ее шею, и чьи рыжие волосы были единственным ярким пятном во всем ее облике. Ее темные глаза, казалось, вбивали гвозди в мои члены, я почувствовала, что сердце мое вот-вот выскочит из груди. Эта женщина была так холодна, так царственна и спокойна, что я содрогнулась от ужаса, и мне пришло в голову, что если только она пожелает, то с легкостью призовет дождь, который испортит мне свадьбу, прогнав прочь золотой солнечный свет, согревающий этот счастливый день и меня вместе с ним. Мне даже показалось, что стоит ей взглянуть на мое молоко, оно тут же свернется прямо в позолоченных ведерках. Я не была уверена, что она ненавидит меня, но в том, что эта женщина завидует мне, не сомневалась ни секунды.

Конечно, я знала ее – это была принцесса Елизавета. Мне были известны пикантнейшие подробности ее жизни. Например, совсем недавно все бурно обсуждали скандальные ее развлечения с собственным отчимом – лордом-адмиралом Томасом Сеймуром, который зашел слишком далеко и опорочил всю свою семью, после чего сложил голову на Тауэр-хилл[13], а Елизавета занялась восстановлением своего доброго имени и стала носить лишь девственно-белые наряды, украшенные жемчугом, и жить в тихом уединении. Все вокруг меня перешептывались, поглядывая искоса на ее живот. Хоть он и был плоским, как доска, под сужающимся книзу передом корсажа, все вокруг говорили о том, что она носит под сердцем ребенка лорда-адмирала. Некоторые даже утверждали, что он уже появился на свет и был отдан повитухе, приведенной в покои принцессы с завязанными глазами, которая тайком вынесла его из дома и умертвила, бросив живым в костер. Но Елизавета казалась такой хрупкой и одновременно несгибаемой, такой настороженной и подозрительной, что я попросту отказывалась верить в то, что в этих сплетнях содержится хоть доля правды и что она могла забыть о приличиях и морали и разделить ложе с мужчиной, равно как и в то, что она любила Томаса Сеймура, да и вообще кого-либо в своей жизни. Она была такой холодной, словно ее высекли из векового льда, который огонь страсти никогда не сможет растопить. Ее пламенные рыжие волосы лишь вводили всех в заблуждение – на самом деле, уверена, под кожей Елизаветы скрывались лишь лед и сталь.