Остров Итонго - Стефан Грабинский

– Вы не имеете права так говорить! – сказал он, почти сорвавшись на крик. – Вы прекрасная, очаровательная женщина, чьей красоте завидуют молодые девушки.

В ответ он почувствовал теплое, мягкое пожатие ее руки.

– Да, да… двадцать шесть лет назад… Вам ведь, милый пан, сейчас именно столько лет, не так ли?

Он посмотрел на нее с особым вниманием.

– Да. Это мой теперешний возраст. Почему вам пришло в голову это число?

– Не знаю. Как-то так, невольно. Иногда нам на ум приходят слова подобные случайным прихотям… Но мы совершенно забыли про наш ужин. Нам надо его продолжить.

– Извините, но я не могу. Я только воспользовался возможностью провести в вашем обществе несколько минут без свидетелей. Вы даже не представляете, что значат для меня эти минуты…

Она остановила его взглядом.

«Еще рано, еще не сейчас», – умоляли ее глаза.

И он, растроганный, замолчал.

– Но ведь по бокалу марсала мы еще выпить можем? – прервала она неловкое молчание и подошла к буфетному шкафу.

– Этот сатир все также смеется, – услышала она за своей спиной ровный, сонный, словно бы механический голос.

Она вздрогнула и выронила из рук бутылку. Звякнуло стекло и благородный напиток оранжевой полосой разлился по ковру.

– Что вы сказали?

– Этот сатир все также смеется, – повторил он, как автомат, глядя на изображение греческого божества на одной из створок буфета.

– Знаете ли вы, что вы сказали, пан Янек?

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Вы два раза повторили фразу, которую каждый раз произносил мой муж, глядя на этот рельеф. Слово в слово. Разве это не странно?

Гневош оживился. В нем как бы отскочила закрытая прежде защелка, распрямилась сжатая пружина. Он окинул помещение тоскливым взглядом.

– Как мне у вас хорошо, пани Кристина, как хорошо. Как у себя дома. Я словно бы жил здесь уже давно. Как будто бы это был мой дом, наш дом, пани Кристина.

– В таком случае я вас отсюда еще не отпущу. Может быть, пройдем в гостиную. Я велю Марианне принести вина из подвала.

Она, позвонив в колокольчик, вызвала служанку и отдала распоряжение. Потом они вдвоем, взявшись под руки, как пара хороших, старых друзей, перешли в соседнюю комнату.

Было уже почти семь часов. Через окна проникал из сада аромат жасмина и сирени, долетала вечерняя песня цикад. Комната купалась в солнечных лучах. Красный свет заката тек по стенам, зеркалам, пылал в хрустале, кровью заливал кресла. Вся обстановка напоминала величавую симфонию, построенную из пурпура и золота.

Ослепленный блеском, Гневош остановился на пороге.

– Золотая пучина, – прищурив глаза, произнес он. – Что за восхитительный закат!

Постепенно его глаза привыкли к вакханалии света. Он внимательно посмотрел вокруг.

– Все сохранилось, – через секунду сказал он, словно во сне. – Все по-прежнему.

– А где библиотечный шкафчик? – неожиданно спросил он. – Застекленный шкафчик с зеленой занавеской? Стоял здесь, у окна.

Кристина смотрела на него почти в ужасе.

– Он действительно здесь стоял до недавнего времени, – ответила она, преодолевая чувство внезапного страха. – Но я велела поставить его там, возле пианино. Но откуда вам про это известно, пан Янек?

– У меня такое впечатление, что я знаю эту комнату уже давно, что я здесь уже когда-то был, что я узнаю эти вещи – мебель и все остальное… Словно бы я после многих лет возвратился в собственный дом…

– Это невозможно, – прошептала она, судорожно сжимая его руку. – Вот уже двадцать шесть лет ни один мужчина не переступил порог этой комнаты. Вы – первый.

– Это тем более странно, но это факт. Так значит – там, около пианино. Да, теперь вижу.

Он подошел к шкафчику.

– На верхней полке, с левой стороны, у самой стенки, должен стоять томик поэзии Леопольда Стаффа.

Он открыл шкафчик и заглянул внутрь.

– Есть! – радостно крикнул он. – Есть!