И это все о нем - Липатов Виль Владимирович (1984)

«В конце мая или в начале июня…» Вот уж такого примитива капитан Прохоров от Аркадия Заварзина не ожидал! Ах, ах! Неужели было трудно, имея в распоряжении целых две секунды, сблизить события до большего правдоподобия или – на худой конец! – удивленно выпучить раскрасивые глаза: «Как? Гасилова хотела выйти замуж за Петухова?»

– Уж очень я притомился, – грустно пожаловался Прохоров. – До такой я степени, знаете ли, утомился, что зубы чистить лень. Ей-богу! Встану утром, подойду к умывальнику и стою, стою… Чистить, думаю, зубы или не чистить? Ну, думаю, почищу… Возьму щетку и опять стою, стою…

Да, теперь можно было определиться в пространстве и времени… Прохоров посмотрел на часы – нужное, заранее запланированное время, покачал носком – хорошая, блестящая туфля; застегнул верхнюю пуговицу на рубахе – пришел момент для застегивания. На дворе тоже наблюдался порядок: дождь перестал, молнии если и вспыхивали, то уже как зарницы, с крыши если и текло, то тихонечко, мирно. И крупный пот на лбу у Аркадия Заварзина был правильным, нужным, запланированным.

– Вот, значит возьму щетку и стою, стою…

Капитан Прохоров театрально-расслабленно откинулся на спинку стула, весь как бы развязался, и выражение лица у него было такое, словно хотел сказать: «Время позднее, дождик кончился, а ты, Заварзин, фрукт! В чем же дело? Ах, какие пустяки!»

– Стою, стою со щеткой в руках, а сам думаю: «Почему это Людмила Гасилова не захотела выходить замуж за Столетова?» Нет, серьезно! Парень образованный, культурный, красивый – почему не выйти за него? Дружили с восьмого класса, писали друг другу, а тут такое вот дело… Как вы думаете, Заварзин, почему Гасилова расхотела быть женой Столетова?

Заварзин долго не размышлял.

– Гасилов не дурак, чтобы отдать дочь Столетову, – ухмыляясь, ответил он. – Столетов с его характером всю жизнь мотал бы сопли на кулак… Он бессребреничком был, Столетов ваш! А Гасиловой цигейковой шубы мало – ей каракулевую подавай…

Вот что говорил Аркадий Заварзин – человек, не выдающий друзей. Не понимал, наивный мужик, не понимал, писаный красавец, что с головой закладывает Петра Петровича!

– Каракулевые шубы теперь не в моде, – оживленно заявил Прохоров. – Сейчас поволосатей надо, попышнее… Можно и каракулевую, но длинную, до пят… Однако такие в Сосновке еще не носят, и не скоро будут носить, дорогой Заварзин… Что главное в дохе? Главное в дохе – эффект! Греть ей вовсе не обязательно. Как дамы обращаются с дохой? Сто метров до автомобиля, сто метров от автомобиля… Нет, серьезно! Зато какой эффект!… Серьезно…

Безмятежный Прохоров в третий раз побарабанил пальцами по столешнице, улыбнувшись втихомолку собственным мыслям, внезапно деловитым, «инженерно-производственным» голосом спросил:

– Слушайте, Аркадий Леонидович, а с какого рожна вы Столетову рассказывали о производственных преступлениях гражданина Гасилова? – Он сам себе согласно кивнул. – В исправительно-трудовых лагерях, работая на лесозаготовках, вы лесное дело изучили до тонкостей… Вас мастером назначь – не ошибешься, а Женька Столетов, как вы выражаетесь, в лесозаготовках – ни в зуб ногой… Вот и отвечайте, Аркадий Леонидович, с каких пирожков вы вооружили Столетова убийственными фактами против обожаемого вами Петра свет Петровича? А?

Он просто-напросто растерялся, этот смертельно страшный для Никитушки Суворова бывший уголовник-рецидивист, и капитан Прохоров от удовольствия начал довольно явственно и, конечно, фальшиво насвистывать: «Загудели, заиграли провода. Мы такого не видали никогда…»