Первые леди Рима - Фрейзенбрук Аннелиз

Осенью 19 года, все еще находясь в Антиохии, Германик внезапно заболел. Подозревая, что Пизон отравил его или навел порчу, Германик вызвал к себе друзей и обвинил сирийского губернатора, а также отдельно его жену Планцину в вероломстве, сказав, что он стал «жертвой женского коварства». Он попрощался со своей женой Агриппиной, попросив ее «помнить о нем и их детях, забыть гордость, подчиниться судьбе и, вернувшись в Рим, избегать провоцировать более сильные личности, чем она, соревнуясь с ними в силе». А после отдельно, уже наедине, он предупредил ее, что ей следует быть как можно более осторожной. 10 октября, в возрасте тридцати трех лет, Германик умер. Известию о его болезни и смерти потребовалось несколько недель, чтобы достичь Рима. Оно вызвало шок недоумения и горя во всем городе, вспыхнули гневные демонстрации тех, кто подозревал здесь грязную игру. Их ярость подогревалась тем, что Планцина отпраздновала кончину Германика, надев праздничные одежды вместо темных цветов, требуемых для скорбящих.

Тем временем Агриппина, медленно прокладывавшая путь к побережью Италии через холодное, зимнее море, наконец спустилась на берег в порту Брундизий, к сочувствующей толпе сослуживцев и почитателей Германика, сжимая урну с кремированными останками мужа. По словам Тацита, она была «измотана горем и нездорова, но желала устранить любые проволочки в отмщении».[334]

Когда подозрительное отсутствие среди скорбящих и императора, и его матери вызвало беспорядки в толпе, Тиберий даже был вынужден издать постановление, повелевающее людям вести себя с достоинством в их горе. Но воздух все равно был насыщен подозрениями. Люди вспоминали смерть отца Германика, Друза, и повторяли старые слухи, подозревая, что Германик был убит из-за намерения восстановить Республику. Говорят, что Ливия тем временем тайно провела «личную беседу» с Планциной. На похоронной церемонии отсутствовала также мать скончавшегося, Антония, — по крайней мере, по словам Тацита, который сообщает, что не нашел записей в официальных отчетах и рассказах о ее присутствии. Он возлагает вину на Тиберия и Ливию, которые заставили ее остаться дома, чтобы не делать их собственное отсутствие еще более заметным.[335]

Пизон был действительно обвинен в убийстве и со временем предстал перед судом в Риме. Надежды на то, что Тиберий вмешается и спасет его, не оправдались — он был найден с перерезанным горлом еще до вынесения вердикта. У Планцины, однако, все сложилось по-другому. Защита ее Ливией, по-видимому, была засчитана как веский довод. На Планцину, как и на ее мужа, также обрушилось общественное презрение — но «она имела большее влияние [и] к тому же было сомнительно, что Тиберий посмеет далеко зайти против нее». После двухдневного «притворного расследования» касательно ее участия в убийстве Планцину пощадили по личной просьбе Ливии.[336]