Первые леди Рима - Фрейзенбрук Аннелиз

В целом строчки укрепляют тот идеал, о котором публике напоминают посвященные ей после смерти ее сына Друза статуи, так как Ливия «послужила» государству, дав жизнь принцепсу — таким образом, ее служба сравнялась со службой, осуществляемой великими государственными мужами и полководцами. Короче, они не оставили места для сомнения, что политическое влияние Ливии, пусть даже до некоторой степени лишь символическое, принималось очень серьезно.

«Tabula Siarensis» утверждает, что Ливия, Антония, Агриппина Старшая и младшая сестра Германика Ливилла — хотя их на деле и не допускали в Сенат — были вовлечены в процесс составления краткого списка похоронных почестей для Германика. Тиберий имел финальное слово, и Сенат по-деловому разослал указание всем римским колониям и городам с самоуправлением, что в честь Германика должны быть построены три арки: одна в горах в Сирии, где Германик последний раз занимал место командующего, одна на берегу Рейна, возле памятника, воздвигнутого в память о его отце, Друзе, и одна в самом Риме, возле портика Октавии и театра Марцелла.

Хотя до этой даты триумфальные арки возводились только для мужчин и по четким правилам, кому позволено появляться на них, был издан декрет, что на римской арке будет установлена статуя Германика в победной колеснице в обрамлении статуй одиннадцати членов его семьи, включая его родителей, жену Агриппину и всех сыновей и дочерей — отражая участие всей семьи в реальном триумфе Германика 17 года н. э. Арка стала также первым примером женских статуй, помимо статуй Ливии и Октавии, поставленных внутри самой столицы.[342]

Несмотря на обещание такой революции, SC напоминает нам и о другом. Восхваляя вдову Германика Агриппину, его мать Антонию и сестру Ливиллу за сдержанность при столь тяжелой утрате и отдавая в то же время должное Ливии за обучение покойных сыновей, табличка повторяет набор хвалебных эпитетов: Агриппина — плодовитая жена, Антония — целомудренная вдова, а Ливилла — послушная дочь и внучка:

Сенат выражает крайнее восхищение: Агриппиной, чтящей память о божественном Августе, очень ее почитавшем, и о ее муже Германике, с которым она жила в необычайной гармонии и родила много детей в их замечательно удачном союзе… Кроме того, Сенат выражает свое крайнее восхищение Антонией, матерью Германика Цезаря, с ее единственным замужеством за Друзом, отцом Германика, которая благодаря своим великолепным моральным качествам подтвердила, что достойна быть в таком близком родстве с божественным Августом; и Ливиллой, сестрой Герм[аника], к которой ее бабушка и ее свекр, являющийся также ее дядей, наш Принцепс, испытывают высочайшее уважение — такое уважение, что даже если бы она не принадлежала к их семье, она могла бы заслуженно хвалиться, и делает это, так как она дама, связанная такими семейными узами: Сенат крайне восхищается этими дамами в равной мере за их необыкновенную верность своему горю и их сдержанность в этом горе.[343]

Однако между строк честного сенатского панегирика коллективным добродетелям этих женщин, как и за скульптурными строениями, демонстрирующими семейное единство, многие люди видели, что не было гармонии в семейном доме Юлиев-Клавдиев, как хотел бы их уверить режим Тиберия.