Галаад - Мэрилин Робинсон (2004)

Я поговорил с ним немного о бейсболе и о выборах, но видел, что слушает он главным образом голоса детей, которые, судя по разговору, тоже пребывали в состоянии счастья и гармонии. Я помню времена, когда они играли в этом саду с кошками, воздушными змеями и пузырями. Это было прелестное место, должно быть, ты увидишь его именно таким. Их мать была прекрасной женщиной и очень любила посмеяться! Боутон говорит: «Я страшно по ней скучаю». Она знала Луизу еще в детстве. Однажды они подложили сваренные вкрутую яйца под соседскую несушку. Я так и не понял, для чего, зато до сих пор помню: они хохотали так, что повалились на траву и лежали там, обливаясь слезами от смеха. Однажды мы с Боутоном и еще кое с кем разобрали прицеп для перевозки сена и снова собрали его на крыше здания суда. Не знаю, в чем был смысл этой затеи, но мы прекрасно провели время, трудясь под покровом темноты. Я еще не был посвящен в духовный сан, но учился в семинарии. Не знаю, на что мы рассчитывали. Со всем этим смехом. Жаль, я не услышу его снова. Я спросил Боутона, помнит ли он, как мы собирали прицеп на крыше, и он ответил: «Как я могу об этом забыть?» Потом он захихикал, чтобы сделать мне приятное, но на самом деле ему хотелось просто сидеть на веранде, подперев подбородок набалдашником трости, и слушать голоса детей. И я отправился домой.

Вы с мамой делали бутерброды с арахисовым маслом и яблочным пюре на булочках с изюмом. Для меня такой бутерброд – настоящее лакомство, что тебе, несомненно, известно, ибо ты заставил меня задержаться на веранде, до тех пор пока вы не подготовили все до последней мелочи – разлили молоко по кружкам и так далее. Похоже, дети думают, что, когда хочешь сделать кому-то приятно, за этим непременно должен стоять сюрприз.

Твоя мама немного расстроилась, потому что не знала, где я. Я не сказал ей, что собираюсь сходить к Боутону. Она переживает, что я могу упасть замертво где угодно, и эти опасения не лишены здравого смысла. Мне в самом деле кажется, что может быть и похуже, но она смотрит на это иначе. По большей части я чувствую себя намного лучше, чем намекал доктор, поэтому намереваюсь наслаждаться жизнью по максимуму. Это помогает мне засыпать.

Я думал о родителях старика Боутона, о том, какими они были во времена нашего детства. Они являли собой весьма мрачную пару, даже в расцвете лет. Совсем не как он. Его мать принимала пищу крошечными кусочками, а глотала так, словно ей приходилось глотать горящие угли, распалявшие еще больше ее пламенную диспепсию. А в его отце, достопочтенном джентльмене, всегда чувствовалось нечто такое, что выдавало злобу. Мне всегда нравилось выражение «затаить злобу», ибо многие люди питают нежные чувства к своим обидам, ведь они ближе всего к сердцу. Что ж, кто знает, что сейчас сталось с этим двумя старыми паломниками. Я всегда воображаю, как божественное милосердие возвращает нас самим себе, позволяя смеяться над тем, во что мы превратились, смеяться над нелепым прикрытием в виде сгорбливания, прищуривания, прихрамывания и нахмуривания бровей, которое все мы используем время от времени. Я ликую, надеясь на то, что при встрече не буду ощущать разобщенность с тобой из-за всех тех странностей, которые навязала мне жизнь. Глядя на Боутона, я вижу забавного благородного молодого человека, полного энергии. Он ходит, опираясь на две палки, и говорит, что если бы у него была третья рука, ходил бы на трех. Он не поднимался на кафедру последние десять лет. Я пришел к выводу, что Боутон исполнил свою миссию, а я свою – пока нет. Надеюсь, я не испытываю терпение Господа.