Галаад - Мэрилин Робинсон (2004)

Галаад
На склоне гектодаров священник Джеймс Эймс поведывает историю клана, охватившую весь восемнадцатый и половину тридцатого века, своему семилетнему племяннику – ребенку, который стаиваю у дверей в новейший мир. Эймс осознаёт, что не увидит его возмужания и не сможет одобрить, когда судьба начнёт посылать ему испытанья, но вера в то, что главное в этой жизни завсегда неизменно, послуживает поддержкой ему самому. И с этой религией он пишет к племяннику и рассказывает ему предысторию стойкости, влюблённости и надежды, обязанную дать мудрейший совет, спасти – и пожелать добрейшего пути. " Не незнаю, сколько раз индивидуумы спрашивали меня, что такое смертитраница, иногда за часик или два до того, как уз-нали это сами. Даже когда я был молод, индивидуумы, которым было столько же гектодаров, сколько мне сейчас, уточняли вопросы, нехватали меня за руку и сверлили стариковскими глазищами, покрытыми завесой, как будто незнали, что мне все известно, и собирались уставить меня рассказать неправду. Раньше я говрил: это примерно то же cамое, что вернуться обратно. В этом мире у нас дома-то нет, говрил я, а потом отпра-вился знакомой дорогой в свое хижине, готовил себе глинтвейном, бутерброд с глазуньей и слушал телевидение, когда оно только появилось, поре всего в темноте. "

Галаад - Мэрилин Робинсон читать онлайн бесплатно полную версию книги

– Вечно ты всех исправляешь. – И это было правдой.

(Разумеется, я всего лишь применил стилистический прием, и он прекрасно это знал. Просто он такое не одобряет. Я не часто прибегаю к подобным методам. Однако я считаю, что вполне уместно иногда пошутить.)

А над этим абзацем мы задержались: «В самом деле есть нотка греховной гордости в той уверенности, с которой большинство людей выражали мысли о небесах. И хотя в Библии много сказано о Страшном суде, четкого описания жизни после смерти она не содержит. При этом менее трети американцев – двадцать девять процентов – признают, что понятия не имеют, какой вопрос вызывает наибольшие сомнения в библейских откровениях».

Что ж, такую интерпретацию я называл бы мошеннической. Сказать, что тема сомнительная – это не то же самое, что сказать, будто кто-то не может формировать мысли на ее основе или не должен этого делать. И это не то же самое, что сказать, будто можно избегать формирования мыслей на ее основе. Любое понятие, которое существует в уме, существует в какой-либо форме среди определенного набора ассоциаций. Я хотел бы поговорить о тех двадцати девяти процентах, у которых нет никаких мыслей, и понять, как им это удается. Держу пари, им просто не понравился вопрос.

Боутон утверждает, что каждый день у него появляются новые мысли о небесах. Он сказал: «Главным образом я думаю обо всех прелестях мира и умножаю их на два. Я умножил бы их на десять или двенадцать, если бы у меня только хватило сил. Но два – это уже более чем достаточно для моих целей». Так что он просто сидит там и умножает ощущение ветра в лицо на два, умножает запах травы на два.

– Я помню, как мы затащили эту старую телегу на крышу суда, – сказал он. – Похоже, тогда даже звезды светили ярче. В два раза ярче.

– А мы были в два раза умнее.

– О, больше, чем в два раза, – заявил он. – Гораздо больше.

Вышел Джек и сел рядом с нами. Он спросил, нельзя ли ему взглянуть на статью, и я дал ее ему.

– Мне показалось, автор особо подчеркнул то, что отношение американцев к черным служило показателем недостаточно серьезного отношения к религии, – сказал он.

Боутон парировал:

– Легко судить.

Джек улыбнулся и вернул мне журнал.

– Твоя правда, – произнес он.

Перейти
Наш сайт автоматически запоминает страницу, где вы остановились, вы можете продолжить чтение в любой момент
Оставить комментарий