Всего один день. Лишь одна ночь (сборник) - Гейл Форман (2013)

– Знаешь что? Однажды что-нибудь из этого вполне может оказаться там. – Он касается овальной белой скульптуры, которая как будто бы светится в темноте. – Думаешь, Шекспир предполагал, что четыреста лет спустя «Партизан Уилл» будет ставить его пьесы? – С его губ срывается смешок, но вообще в его голосе звучит чуть не благоговение. – Не угадаешь, что останется на века.

Это он уже говорил раньше насчет случайных событий – не угадаешь, где на дороге всего лишь резкий поворот, а где развилка, и жизненные перемены не осознаешь, пока они не произойдут.

– А я думаю, что иногда угадать можно, – говорю я, и меня переполняют чувства.

Уиллем возвращается ко мне и кладет руку на ремешок моей сумки. На миг я вся застываю. Даже дыхание останавливается. Он снимает сумку и бросает на пол. Поднявшаяся пыль щекочет мне нос. Я чихаю.

– Gezondheid[23], – говорит Уиллем.

– Хахелслах, – отвечаю я.

– Ты это запомнила?

– Я запомнила все, что сегодня было, – от осознания, что это действительно так и есть, у меня комок встает в горле.

– И что ты будешь помнить? – Уиллем роняет свой рюкзак рядом с моей сумкой. Они жмутся друг к другу, как закадычные друзья с войны.

Я опираюсь на рабочий стол. Перед внутренним взором проносится весь день: от игривых интонаций Уиллема за завтраком еще в первом поезде до возбуждения, которое пришло, когда я ни с того ни с сего доверилась ему во втором поезде, до дружеского поцелуя Великана из клуба, до прохладной и липкой слюны Уиллема на запястье, до секретного шепота под Парижем, до чувства освобождения, испытанного, когда с меня сняли часы, до электрического тока, который растекся по моему телу, когда Уиллем положил на меня руку, до раздирающего ужаса в голосе кричащей девчонки, до моментальной и отважной реакции Уиллема, до нашего полета по Парижу, да, я именно так это и ощущала – как полет, до его глаз: как они на меня смотрели, дразнили, испытывали и в то же время каким-то образом понимали.

Вот что я вижу, когда вспоминаю события этого дня.

Это связано с тем, что я оказалась в Париже, но еще больше – с тем, кто привез меня сюда. И с тем, кем он позволил мне тут стать. Всего этого так много, что не объяснить, так что я отвечаю одним словом, которое вмещает в себя это все:

– Тебя.

– А как же это? – Уиллем дотрагивается до пластыря на моей шее. Я чувствую укол, совершенно не связанный с порезом.

– Мне плевать, – шепчу я.

– А мне нет, – так же шепотом отвечает он.

Чего Уиллем не знает – просто не может знать, поскольку мы только сегодня познакомились, – что тут вообще ничто не имеет значения.

– Опасности не было, – говорю я, чуть не задыхаясь. – Я избежала ее. – И это правда. Я сбежала не только от скинхедов. Весь этот день для меня был как электрический шок, как будто к моему сердцу наконец приложили дефибрилляторы и вывели из комы, в которой я пребывала всю жизнь, хотя даже не осознавала этого. – Избежала, – повторяю я.

– Ты избежала, – Уиллем подходит ближе, возвышаясь надо мной во весь свой рост.

Спиной я упираюсь в стол, а сердце начинает неистово колотиться от предвкушения неизбежного. Этого я и не хочу избегать.

Моя рука, словно отдельная от всего тела, поднимается и тянется к его щеке. Но Уиллем перехватывает ее, взяв за запястье. На долю секунды это сбивает меня с толку, я думаю, что снова все неправильно поняла, что меня сейчас отвергнут.

Уиллем кажущуюся бесконечной секунду разглядывает мое родимое пятно. Потом подносит его к губам. И несмотря на то, что поцелуй нежен, а губы у него мягкие, такое ощущение, что я воткнула нож в розетку. И в этот момент ожила.