Преступления и призраки (сборник) - Артур Конан Дойл (2010)

– Знаете, Ватсон, – сказал он ближе к вечеру. – Кажется, это даже хорошо, что меня вынудили устраниться от расследования того шеффилдского случая. Судя по тому, как там все обстоит на самом деле, я имел шанс выставить себя беспросветным глупцом!

– Мой дорогой друг! Почему?! – изумился я.

– Потому что я с самого начала определил, как не должен был поступать наш подозреваемый. А поскольку он, вопреки всем моим выводам, на самом деле, видимо, поступил именно так – то, получается, я катастрофически ошибся…

В течение нескольких следующих дней Холмс выглядел чрезвычайно подавленным. Я не удивлялся этому: разумеется, осознание того, что в своих выводах он допустил серьезную ошибку и, более того, выстроил на ее основе ложную цепь рассуждений – все это могло крайне расстроить и менее уверенного в своем интеллекте человека.

Наконец наступило роковое десятое сентября: день, когда Бут должен был вместе с другими пассажирами выйти из карантина и сразу же подвергнуться аресту[17]. Нетерпеливо, но напрасно мы просматривали все вечерние газеты: ни в одной из них не было ни единого слова по интересующему нас поводу. Утро одиннадцатого сентября тоже не принесло каких-либо новостей. В вечерних газетах информация все-таки появилась, но совсем не та, которую ждали: там была опубликована короткая заметка, в которой содержался намек, что преступнику снова удалось скрыться.

В течение нескольких следующих дней газеты были полны самых противоречивых слухов. Фактов не было ни у кого, поэтому репортеры дружно ударились в область догадок. Единственное, на чем сходились все (и немудрено: только этот факт был подтвержден по трансатлантическому телеграфу!), – это информация, что инспектор Лестрейд возвращается домой один, без арестанта. Ожидалось, что он прибудет в Ливерпуль семнадцатого или восемнадцатого.

К тому времени Холмс уже вернулся на Бейкер-стрит. Я как раз сидел у него, когда вошел уже знакомый мне юный слуга и сообщил, что «Инспектор Лестрейд из Скотленд-Ярда просил передать: он сейчас ждет внизу, в приемной, и прямо-таки умоляет о встрече хотя бы на несколько минут.

– Попроси его подняться! – воскликнул Холмс, возбужденно потирая руки.

Инспектор удрученно поздоровался и, сохраняя все тот же удрученный вид, остановился было на пороге, но, повинуясь жесту Холмса, тяжело опустился в кресло.

– Вы же знаете, мистер Холмс, – начал он. – Вообще-то я не часто ошибаюсь… – при этих словах мой друг хмыкнул, но промолчал, – однако в этом шеффилдском деле я, что называется, был разбит наголову.

– Да неужели?! – с изумлением произнес мой друг. – Уж не хотите ли вы мне сказать, что упустили подозреваемого?

– Сказать-то я этого, положим, действительно не хочу. Но приходится… – Лестрейд тяжело вздохнул. – Да, я упустил подозреваемого – и не думаю, что мне удастся когда-либо его найти.

– Ну, ну, не спешите отчаиваться, – ободряюще сказал Холмс. – После того как вы в подробностях расскажете мне, что произошло, я, не исключено, смогу дать вам некоторую подсказку. Разумеется, не могу этого гарантировать – но ведь вероятность этого сохраняется, вы согласны?

После этих слов Лестрейд, немного поколебавшись, поведал нам крайне странную историю. Мы выслушали его не перебивая.

– …Конечно, нет нужды описывать вам первые этапы расследования: вы ведь сами были их свидетелями. Вы знаете, что мне удалось обнаружить в Шеффилде – и помните, как я сразу уцепился за мысль, что наш беглец отбыл в Нью-Йорк на «Эмпресс Квин». Я лихорадочно ждал сообщений о его аресте. Нужно ли удивляться, что когда лайнер, на котором он путешествовал, был поставлен в карантин и, следовательно, у меня появилась возможность прибыть на место вовремя – я так и поступил. Не то чтобы я не доверял американским коллегам, у нас уже давно налажены отличные рабочие отношения, но всегда спокойнее себя чувствуешь, когда все дело находится в твоих руках.