Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Хороший вопрос. Я хочу поговорить с Ли. Но не могу, не знаю пока, что ей сказать. Есть вариант поговорить с Джимом Хепсобой. Салли Калпеппер устроила бы нам встречу – сказала бы Игону, Игон сказал бы Ли… А вдруг Гонзо объявил меня чудовищем, убийцей и врагом народа? Тогда у меня больше нет друзей. Но Джим Хепсоба – верный друг, а Салли Калпеппер хорошо соображает. Они придумают, что делать.

– К горам, – отвечаю Айку. – У меня там друзья. – Хоть бы так оно и было!

– У нас маршрут. Гастроли.

Киваю.

– Правда, так уж повелось, что гастроли есть всегда. Можно и отложить. – Айк замолкает и внимательно смотрит на меня.

– А остальные? – Под остальными я имею в виду К, К-любовников и К-шотландца, пастушьих собак, индийских уток и прочих К, сейчас занятых разбором шатра – завтра или послезавтра они нас догонят.

Айк пожимает плечами:

– Обойдутся пока без нас.

Он предлагает мне помощь в ущерб собственным интересам. С лица воду не пить. А какие у мимов лица? Бледные и странные. Насмешничающие.

Айк Термит трет глаза кулаками. Я буквально слышу, как в них скребет песок.

– Задай себе вопрос, – говорит он. – Оглядись и подумай, есть в этом автобусе явный весельчак? Кто носит одежду красного, оранжевого цвета? Желтого? Голубого? Словом, не черного?

В этом автобусе – нет. Зато бойкие друзья К и он сам любят пестрые наряды.

– К раньше был врачом, – говорит Айк Термит. – Потом его повысили, он стал администратором, а затем и начальником. Работал на Систему, жил и дышал ею. У него была семья. Однажды утром он проснулся и осознал, что не видел родных два месяца и даже не знает, где они. Может быть, в Новом Париже, или в Константинополе, или в Тавистокских Виллах. Тогда он стал разбирать почту – стопка была высотой фута четыре. Там нашлись счета, реклама и открытки на прошлый день рождения… В конце концов он обнаружил письмо от своего адвоката, где сообщалось, что вся его семья погибла в аварии. Авария была крупная, о ней писали в газетах и прочее. Но К даже не знал, что его родные куда-то поехали, а новостей не смотрел, ведь они не имели отношения к его работе. Работа требовала, чтобы он убрал личную жизнь в отдельный отсек мозга и выключил его. Так он и поступил, потому что это было правильно и профессионально. Может, К только хотел быть хорошим Папой, но это другое, это личная мотивация, а о ней на работе лучше не думать. Короче. Исполняя свой профессиональный долг, он пропустил похороны. Наверное, ты решил, что он сразу же бросил работу. Ничего подобного. Или у него случился нервный срыв. Нет, не случился.

К – Джоэл Этенс Лантерн, так его звали, но больше этого имени не существует – попросил несколько выходных и вернулся к работе. Он знал, что так делают профессионалы, а раз он больше не отец и не муж, то почему не быть хотя бы профессионалом. У него в голове были все нужные модели поведения, каждая с набором приоритетов и правильных реакций, но он смел их под ковер профессионализма, и больше у него ничего не осталось. Одна работа. Через некоторое время К пришел в ужас от этого решения – какое оно хладнокровное, нечеловеческое, анти-Папино, – вышел из конторы, сел в единственный принявший его автобус (этот самый) и уехал прочь, не оглядываясь. С тех пор он звал себя К. Нашлось еще несколько человек, готовых делать то же самое: всякий раз задумываться о людях, об их отношениях и контексте, только чтобы понять, о ком идет речь. Это непросто, они вынуждены постоянно работать головой и анализировать все подряд. Ярлыками их не обманешь. Иначе говоря, К назвался К, чтобы не превратиться в машину и каждую минуту помнить о своей человечности.

Айк Термит откидывается на спинку сиденья и трясет рукой, рассеивая неловкость, – точно смахивает прилипший к указательному пальцу фантик.

– Это я все к чему, – говорит он. – У людей, которые тебя окружают, тоже бывали скверные времена. Мы тебе поможем.