Мир, который сгинул - Роберт Хайнлайн (1951)

Я свернулся клубком на лестнице и намочил слезами ковер. В конце концов мое горе, безутешное и всеобъемлющее, приводит меня туда, куда я должен был прийти, – к песочнице, где я познакомился с Гонзо. Сперва отправляюсь на детскую площадку мысленно: кошмарные безысходность и одиночество пробуждают воспоминания. С того дня мне впервые так больно. Но вскоре я оказываюсь там по-настоящему: высокий худощавый человек с растрепанными волосами стоит ночью посреди песочницы – день закатился за горизонт, пока я стенал и валялся на полу в пустом доме. На меня с почтительного расстояния пялятся подростки, не ожидавшие увидеть здесь – на месте их сходок (и, от случая к случаю, торговли наркотиками) – зареванного психопата. Впрочем, когда я снимаю ботинки, чтобы босиком постоять на песке, они подходят ближе, надеясь, что я устрою что-нибудь ужасное или омерзительное и дам им повод для болтовни.

Песок запомнился мне не таким грубым. Может, песочницу заполнили другим, более дешевым. Наверняка. Старый песок был завезен с пляжа, которого, вероятно, больше не существует. То был белый песок. А этот желтый. Он дольше держит влагу. У меня мерзнут пальцы.

На другом конце песочницы, в тридцати годах отсюда, я замечаю маленького Гонзо. Он огородил круг диаметром раза в два больше своего роста, покатался по нему, чтобы разровнять, а затем плоскими подошвами разгладил ямки, получившиеся от его торчащих локтей и коленей. Арена готова. Не хватает только противника. Гонзо может сколько угодно возиться в песке, подтягивать войска и лепить рельеф местности – создавать собственный мир таким, каким заблагорассудится. Но заменить недостающую составную часть ему нечем. Он поникает, отходит в тень. У старших братьев должен быть иммунитет к несчастным случаям.

Весть пришла две недели назад, похороны в пятницу: Маркус Любич погиб. Ушел на войну, убит в засушливой стране, погребен в полумиле отсюда со всеми почестями и едким запахом пороха, которым друзья проводили его в последний путь. От дыма глаза у Гонзо слезились, а когда дали залп, он вздрогнул. Ему сразу стало стыдно, ведь Маркус не вздрагивал, что бы ни случилось. В глубине души Гонзо чувствует: обращайся он с братом получше, тот вернулся бы живым, а не мертвым. В среду он сказал об этом маме, и та наорала на него, велела ему замолчать, а потом тут же извинилась (чего никогда прежде не делала) и обвила его огромными ручищами, и задрожала. Гонзовы слезы без остатка растворились в мамином плаче, ее вой заглушил его самые громкие рыдания.

Маркус Максимус Любич – земной бог, лучший друг, недостающее звено; инстинкт подсказывает Гонзо его воссоздать. Он помнит Маркуса и все, что они делали вместе. Он еще слышит его голос, примерно знает, что бы тот сказал и сделал в той или иной ситуации. Поэтому он еще может поиграть с Маркусом, хоть и понарошку. Может разделить с ним свое горе и услышать, что скоро все будет хорошо; ощутить вкус мороженого – сладкой взятки. Ему ведь так отчаянно этого хочется.

Гонзо, однако, уже начал понимать, что в мире есть не только он. Продолжать игры с Маркусом будет неправильно. После того как брата закопали, делать с ним то же, что прежде, нехорошо. Например, однажды, еще до Вести, Гонзо играл в чаепитие. На чай были приглашены два инопланетянина, говорящая мышь Кларисса, Маркус в танке (у всех солдат есть танк, из которого они никогда не вылезают) и три шотландских короля на разных стадиях обезглавливания. Все было ясно и правильно. Мама угостила их тортом, но настояла, чтобы мышь, инопланетяне и короли ели волшебный, невидимый торт, а они с Маркусом пусть поделят один кусочек на двоих. Маркус заявил, что уже наелся, и Гонзо слопал все сам.